Полчаса назад он удрал из мастерской, мастер мог хватиться каждую минуту. Э, была не была.

Первое, что он увидел на пестром полотне стенновки, — это карикатуру. Размалеванный Митрофанушка-Антон требовал у перепуганного библиотекаря выдать ему что-нибудь пообъемистей из полного собрания сочинений Обломова, Печорина, Белкина. «Антон помрачнел. Подростки, заметив перемену в его лице, притихли. Только Алексея невозможно было остановить. Он посматривал то на Антона, то на рисунок и смеялся. Антон наотмашь ударил его по лицу, сорвал газету, смял и затоптал ногами.

Шум в коридоре привлек внимание преподавателя технологии Добрынина. Не встань он между ребятами, завязалась бы потасовка. Зачинщиков ему искать не пришлось. Под левым глазом Алексея синяк, обозленный Антон стоял на клочках стенной газеты.

Чрезвычайное происшествие! В этот день Николаю Федоровичу пришлось отложить поездку на завод. На столе лежали разорванная стенная газета, объяснительная записка Добрынина и характеристика токарного мастера. Последние два документа словно были написаны на двух разных учеников.

Трудный характер был у Антона. Он хотел быть искусным токарем, а теорию едва признавал. Пятерки в классном журнале против его фамилии за военно-физкультурную подготовку казались случайными, чужими. По остальным предметами выше тройки он не подымался. Поговаривали, что он балуется табаком. В производственной характеристике отмечались его прилежность и любознательность. Тайком он выточил шашки из бронзы, чернильницу из чугуна.

Скверную привычку Антона — пофрантить — перенимали ребята. Он ухитрился утаить от сдачи в кладовую фуражку. Носил ее обмятой на один бок. У портного на Свечном переулке вставил в брюки клинья, так что отвороты закрывали его ботинки. К этому портному ездили Алексей и Митрохин. Ложась спать, Антон вставлял в отвороты брюк специальные дощечки для растягивания. Такое приспособление завели Сафар и Алексей. Переняли «моду» и модельщики. Антону подражали в разговорной речи, на уроках слышались его любимые словечки: «порядок», «знаменито», «мирово».

Случай со стенной газетой взбудоражил всех. В училище, где воспитывалось почти триста подростков, бывали, конечно, и раньше всякие неприятности. Но поступок Антона выходил из рамок обычных нарушений. Это был вызов коллективу. Никто из ребят не сказал Антону гневного слова, его просто перестали замечать. Вечером в клубе он подсел к модельщикам, — разговор тотчас оборвался. Шли на экскурсию в Эрмитаж, — Антон запел было, и никто в строю не подтянул. Это молчание, пожалуй, было в тысячу раз хуже самого страшного наказания. Случалось Антону месяцами жить без товарищей, но то было другое одиночество, а быть одиноким в коллективе своих сверстников… На третий день после случая со стенной газетой ночью Антон сбежал из училища.

Николай Федорович догадывался о тех спорах, которые вызвало бегство Антона. По вечерам Георгий, Яков и Максим Ильич ездили на вокзалы. Розыски Антона велись тайно, а знало о них все училище.

Кто-то высказал мысль, что если Антона найти и взять на поруки, то, может, его простят. Сперва эти незнакомые слова «на поруки» прижились у токарей, затем проникли и в остальные группы. Девушки надумали разыскать беглеца через комсомольскую газету, однако Вадим, еще живший по военным законам, не согласился — «Антон должен сам прийти с повинной». Оленька, огорченная отказом, пригрозила, что целый год не будет разговаривать с ним.

После избрания Вадима секретарем ребята запросто заходили в комитет комсомола узнать новости о спортивных соревнованиях или встретить кого-нибудь из товарищей. В комитете стало светлее, просторнее, хотя на месте осталась все та же мебель. Тяжелые темные портьеры, изъеденные молью, Вадим отдал в портновскую мастерскую, стол переставил к окну, а прошлогодние выцветшие грамоты снял со стены и сложил в шкаф.

Секретарская обязанность сложна. Вадим понимал, что комсомольцы ждут от него чего-то нового, что сразу оживило бы всю жизнь училища. И снова в сотый раз вставал перед ним вопрос: с чего же начать?

Как нарочно, у Андрея Матвеевича открылась рана, и на другой день после комсомольского собрания его свезли в госпиталь, а директора вызвали в Москву. Не с кем было и посоветоваться.

Однажды, возвращаясь в трамвае из театра, Вадим стал невольным свидетелем спора. Два студента-первокурсника горячо обсуждали, что такое прибавочная стоимость. «Наверно и наших ребят этот вопрос заинтересовал бы», — подумал Вадим. Перед сном он неожиданно спросил Георгия:

— Ты знаешь «Капитал» Маркса?

— Нет, — ответил Георгий, — видел в библиотеке.

— Известно тебе, Сафар, из чего складывается стоимость продукции?

— В школе не проходили.

— Я тоже не знаю, — признался Вадим. — А, по-моему, комсомольцам надо знать политэкономию.

Ребята согласились, действительно, комсомольцам да не знать «Капитала»! Вадим решил в ближайшие же дни пригласить лектора.

В это время училище получило большой военный заказ на изготовление противотанковых мин нового типа. Акт испытания, вывешенный на доске расписания уроков, говорил: «…Двенадцатого февраля сего года подполковник Захаров, капитан-инженер Нефедов, старшина Сотников и мастер сто двенадцатого ремесленного училища Бушуев производили на полигоне испытание противотанковой мины, изготовленной ремесленным училищем. Результаты положительные…»

После этих испытаний училищу передали заказ на изготовление мин для Первого Белорусского фронта.

Для Вадима не составило труда поговорить с ребятами, и все группы заключили договор на социалистическое соревнование. Митрохин написал заметку в стенгазету, предложил на месяц отложить теоретические занятия. Оленька вернула ему письмо:

— К беспорядку зовешь.

Соревнование шло хорошо. А что делать дальше, Вадим не знал. Разве все-таки пригласить лектора? Ученого лектора с профессорским званием. Камчатов любил, когда в полк приезжали ученые.

В просторной двухсветной комнате лекторского бюро Вадим уверенно направился к столу, на котором стояла батарея телефонных аппаратов. Девушка в очках бегло прочитала заявку и осведомилась:

— Наличными будете платить или переводом?

У Вадима было рубля на два серебряной-мелочи, не больше. Он так и указал. Девушка придвинула к себе квитанционную книжку:

— Можете деньги перевести. Запишите: Госбанк, 17835, лекторское, бюро. На кого выписывать счет?

— Комитет комсомола.

— Это не юридическое лицо.

— Позвольте! — возмутился Вадим, — наше училище самое старейшее в стране. Нас знают даже в Центральном Комитете комсомола, а вы говорите, что мы не юридическое лицо.

Девушка спокойно пояснила: «У комитета комсомола нет текущего счета в банке. А раз нет денег, то, значит, не юридическое лицо».

Вадим был не рад, что зашел в лекторское бюро. Откуда ему было знать, что комитет не уполномочен заключать договоры? Но снова девушка выручила его из затруднительного положения:

— Давайте выпишем счет на директора. Так у нас обычно делается.

— Много платить?

— Как положено с учебного заведения.

«Наверное, со скидкой», — решил