Но через несколько минут ликование Данбара, достигнув пика, развеялось и исчезло. Он стал испуганно думать, на самом ли деле Кевин и его кровожадный подручный ушли, или затаились где-то неподалеку, направив свои бинокли на дверь сарая. И не заявится ли вооруженный Макдональд проверить, что так взбудоражило его сторожевых псов и коров. Надо бы все это разузнать, пока не поздно.

Освещен был только двор перед сараем. Если высокая сдвижная дверь позади трактора не заперта и ему хватит сил ее раскрыть, тогда он сможет ускользнуть незамеченным. Он начал спускаться со штабеля сена и, покуда ощупью искал твердую опору для ног, изрезал все пальцы о тугую проволоку, стягивающую снопы. Добравшись до задней двери, он собрался с силами, чтобы попытаться сдвинуть в сторону засов, но стоило ему нажать на железную ручку, как дверь легко заскользила по поперечинам, и он по инерции чуть не выпал наружу. Данбар выбежал из сарая и задвинул за собой дверь. Хотя непогода бушевала вовсю, вокруг была не кромешная тьма, и он, подняв воротник пальто и надвинув поглубже шапку, сразу направился в противоположную сторону от перевала и последнего своего известного местопребывания в «Кингз-Хеде» или, если у Питера развязался язык, на автостоянке.

Теперь, когда после долгого пути вверх по склону он примостился за каменной оградой и от вершины горы его отделяли лишь три поля, он оглянулся назад, на деревушку и на одинокий сарай. Уже достаточно рассвело, чтобы он смог хорошо различить дорогу – но столь же хорошо и он был виден своим врагам. На обочине дороги, в двухстах ярдах перед последним поворотом на Наттинг, стоял черный «лендровер». Машина была развернута в другую сторону, и никто из пассажиров внутри не смог бы увидеть его – ну, разве что через заднее стекло, но этот «лендровер» тревожил Данбара куда больше, чем разбросанные по долине дома и припаркованные рядом с ними машины. Спрятавшись за каменной кладкой, он увидел, как дверцы внедорожника раскрылись и из него вышли двое мужчин, взяли из салона рюкзаки, забросили их себе за спину. Они направились по-военному пружинистым шагом в сторону тропы на Миаруотер. Данбар не смог разглядеть их лиц, но не сомневался, что это Кевин и Хес отправились на охоту.

Не вставая с корточек, он привалился спиной к камням, в шоке от того, что находился на волоске от поимки. Теперь придется ждать, пока они не уйдут за перевал, а иначе они могут в любой момент обернуться и заметить его на другом краю долины. Его сердце чуть из груди не выпрыгивало от страха осознания, что, стартуй они минутой раньше и обведи взглядом долину, они бы наверняка заметили, как он неуклюже перелезает через каменную стенку. В то время как предыдущий случай чудесного спасения породил в нем чувство благодарности к судьбе и веру в благосклонность к нему природы, этот второй подарок госпожи удачи возымел совсем иное действие, обострив до предела объявший его ужас: он чувствовал себя как человек, тонущий в волнах коварного прибоя и беспомощно тянущий руки к полоске тихоокеанского пляжа, который ему не стоило бы покидать, по мере того как с каждой новой волной его затягивает все дальше в пучину вод. Вдобавок к полной потере ориентации в пространстве, его, как человека, забывшего, как завязывать шнурки или как называются знакомые предметы вокруг, начали охватывать приступы глубокого смятения. Он вдруг ощутил полную растерянность, точно только что стал свидетелем невероятного события, опровергающего все законы природы, словно подброшенный в воздух камень вместо того, чтобы упасть вниз, продолжал с нарастающим ускорением улетать все выше в небо.

Твердая мокрая земля была от него всего в нескольких шагах, она была его другом. Он мечтал упасть на землю, чтобы не падать бесконечно в небо – с закрытыми глазами и мысленно оглядываясь назад, к потерянному им дому. Данбар прилег под каменной стенкой, распластавшись так, чтобы каждой частичкой своего тела плотнее прижаться к земле. Ему захотелось так и остаться тут, не двигаясь. Нащупывая какую-нибудь опору, его правая рука обхватила торчащий из каменной ограды выступ, и он оцарапал пальцы о его шершавую поверхность, а другой рукой ухватился за пучок жухлой травы. Ему вдруг вспомнился эпизод из далекого детства: он лихорадочно вцепился в ножки стола, чтобы не дать маме вывести его из комнаты и наказать за какой-то проступок. Однажды его отшлепали за то, что он разжег камин, хотя ему «недвусмысленно» запретили к нему подходить. Его заворожило это слово задолго до того, как ему стало понятно его значение. Он счел, что в нем заключено ужасающее моральное осуждение и что оно отсылает к чему-то, что нельзя даже описать словом «зло». Когда же он узнал смысл этого слова, его изумила нейтральность точного определения. И почему мать надеялась, что такое заурядное и нестрашное слово может ассоциироваться у него, ребенка, с ужасом и физическим насилием.

– Недвусмысленно, – пробормотал Данбар.

Он продолжал лежать на мокрой земле, ухватившись за траву и камень, с поджатыми пальцами ног и сведенными от напряжения мышцами, которые он не осмеливался расслабить. Трудно сказать, сколько он так пролежал. Ощущение времени притупилось, как и остальные чувства, обретя над ним власть ночного кошмара: он не мог рассудить, как долго он оставался погружен в атмосферу показательных наказаний, учиняемых матерью, казалось, они выпадали из времени, потому что переживание этих наказаний, хотя они уже давно были завершены, принадлежали особому времени, когда он не мог вообразить себе наступление его финала. С другой стороны, такие понятия, как бесконечность и пространство, мелькали в его мозгу за долю секунды, оставляя в душе осадок пугающего обещания вечного наказания.

Когда же он наконец пошевелился, то медленно встал на ноющие колени, а затем поднялся на занемевшие ноги. Он старался не поднимать голову над каменной кладкой на тот случай, если его преследователи вели наблюдение за долиной с помощью мощных биноклей. Помедлив, он не мгновение высунулся из-за стены, чтобы посмотреть, далеко ли они ушли. Их не было видно. Он провел линию от «лендровера» к перевалу, но заметил только черных овец, перепачканных грязью и исхлестанных кнутами дождя. Наверное, его преследователи уже скрылись в облаках, затянувших верхние склоны горы. Но это вряд ли. Сколько же он пролежал, прячась за стеной? А может быть, они уже возвращаются? И не стоит ли ему вернуться в Наттинг и просто сдаться, попросить вызвать для него полицейский наряд, а не такси, поскольку местные в любом случае позвонят в полицию. Может, стоит попросить вернуть его в Медоумид и снова посадить на таблетки? Нет, он не будет возвращаться в долину. Он себя не унизит, он не позволит своим дочерям командовать им, а своим тюремщикам оскорблять его. Скорее он даст голоду себя уморить и морозу заледенить кровь в своих жилах, но не склонит головы! И он заставил себя снова шагать вперед. Коль скоро его преследователи скрылись из виду, он должен воспользоваться моментом и уйти от них как можно дальше. Точно свора ищеек, сбитых со следа, они сейчас, пыхтя, переходят через перевал в Миаруотер, но они двигаются быстро, поэтому когда они никого не найдут по ту сторону горы, они обязательно вернутся, лая и рвясь с поводка и перемахивая через ограды, загоняя его все дальше и дальше в горы, как оленя, который вконец выбился из сил и едва не падает на ослабевших ногах, но все равно отступает по речушкам в надежде тем самым пустить их по ложному следу – впрочем, рано или поздно он будет загнан гончими в ловушку в густом кустарнике или в пруду, где он упадет от изнеможения. Однажды ему довелось видеть такую сцену в долине Луары. Тогда охотники скормили собакам потроха – это была награда за то, что псы не растерзали загнанного оленя, а уважили егермейстера, позволив ему поразить дикого зверя в сердце и испытать от этого радость.