— Я теперь хочу в душе! — продолжаю орать я, пытаясь вернуться под водные струи.

— Да не вопрос, — Саша вытаскивает презервативы, — у меня всё с собой.

— Ну надевай, что встал! — я зачем-то бью Сашу по груди.

— Что встал? — переспрашивает он. — А как ты думаешь, что?

Он, конечно, как всегда не про то, про что я. Ну или про это тоже.

— А ты что такой грубый? — я опять толкаю Сашу, правда, сначала дождавшись, чтобы он надел то, что я потребовала надеть.

— Я грубый? — Саша удивился. — А кто-то на трёпку нарывается.

— А тебе не слабо? — я начала отступать, пятясь, и наткнулась задом на стиралку.

— Не слабо, — дорогой Сашечка развернул меня, уложив на крышку стиралки на живот. Я начала истерично ржать, обнимая руками бока стиральной машинки.

— Это чё за хрень? — не понял Саша. А вот нечего! Пусть теперь трахает девушку, ржущую кониной.

— Не могу, мне плохо! — простонала я. — А ты ведь даже и не начал…

— Ну ты сука, Женя, — внезапно зло отреагировал Сухожаров, поднимая меня и поворачивая к себе лицом.

— Подсади меня, — только ответила я, похлопав ладонью по стиралке. Саша послушался, и даже сделал больше, так что я смогла только прохрипеть.

— Я же сказала подсади, а не всади.

— Ты, может, заткнёшься, уже? — прорычал Саша мне на ухо, но он мог и не просить, потому что дальше разговаривать я не могла, только стонать, обнимая Сашу ногами.

Трахались долго и неистово, потому что я, видимо, довела Сашу до кондиции — конечно, убивать он меня не будет, но готов затрахать до смерти. А потом мы очень долго целовались — но потом: в процессе ни разу. И после Саша был на удивление нежным, обнимал, снимая меня с машинки, долго гладил по всему телу и попе.

— Ты мне, возможно, что-нибудь порвал, — решила продолжить зубоскальство я.

— Что бы я тебе там порвал, — не стал слушать Саша, продолжая целовать меня. И по нашим поцелуям и ласкам он заключил:

— Ты что ещё хочешь?

— Ага, — довольно закивала я. До спальни мы добрались, собрав по пути все дверные косяки, столики и вообще — все поверхности.

— Я так и знал, что тебе в постели будет скучно, — резюмировал Саша. А я, пообтесавшая своими бочками все жёсткие поверхности в этой квартире, сообщила, что давно согласна на мягкую постель.

Перед тем, как заснуть, Саша гладил мои волосы, и вдруг сказал:

— Ты не Куклёнок, ты мелкий дикий зверёк.

— Ты ещё скажи: кошка или тигрица, — фыркнула я, нежась в мужских объятиях.

— Дикий зверёк. Бешеный лемурчик. Но я тебя приручу.

— Лемурчик? — переспросила я, пропуская про “приучу”. — Это у которого полосатый хвостик и большие красивые глазки?

— И ушки, — добавил Саша.

— У меня красивые ушки, — не согласилась я, решив, что Саша на что-то намекает.

— Маленькие красивые ушки, — продолжил Саша, проводя пальцем по моему уху. — Но хвост у тебя точно есть. У такой ведьмы должен быть.

Я опять только фыркнула, прижалась к парню, с которым у меня только что был потрясающий секс, и очень быстро заснула.

Глава 20. Куклёнок под дождём

Я стояла под струями дождя. Вода затекала за ворот, быстро сделав полностью влажными волосы, ледяные потоки растекались по спине, легкая одежда быстро прилипла к телу. Холодно. Я стояла и смотрела на дом, откуда меня выгнали, и где мне дали бы приют, если только… Но нет, у меня тоже есть гордость. Но холодно так сильно, что дрожат не только руки и плечи — меня всю пробивает частая дрожь, а зубы стучат от холода и обиды. Всё было хорошо, почему вдруг получилось вот так? И вот, пока я мокну и мёрзну, чувствуя, как крупные, жестокие капли всё больше проникают под мою одежду, я смотрю на парня, который выбежал вслед за мной и теперь тоже стоит и мокнет под дождём. И нас двоих разделяет расстояние в несколько шагов, но объединяет этот дождь — холодный и жестокий. Он схватил нас и сковал, и остаётся только стоять и смотреть друг на друга, потому что плакать бесполезно — под дождевыми каплями всё равно не видно, жаловаться глупо, да и некому. А судьба — птица важная и наверное, глухая. Моя ангел-хранитель, если он у меня есть, точно как пень глухой, если меня не слышит. Но зато я слышу, как парень, который стоит напротив, произносит моё имя. Он зовёт меня? Пряди волос прилипли к вискам, мокрые, они кажутся ещё темнее, чем они есть. Глаза, теперь не спрятанные под волосами, оказывается, очень красивые. И ресницы у него длинные-длинные. Меня на секунду перестал пробивать холод, сменившийся каким-то другим чувством. Но обида так сильно давила на всю мою фигуру, прижимая вниз, вдавливая в землю, заставляя чувствовать пустоту и боль в груди, что я не могла позволить этому странному чувству развиться во что-то большее.

— Женя! — теперь уже выкрикнул стоящий напротив и мёрзнувший точно также, как я парень и всё же сорвался с места. Он в несколько шагов оказался рядом со мной, и теперь стоял, вторгнувшись в моё скукожившееся личное пространство. Очень близко. Но всё же он не обнял меня и не прикоснулся ко мне, только смотрел мне в глаза и повторил уже тише. — Женя, ты чего вообще? Ты почему так смотришь?

Почему? Думала, между нами какая-то магия, но это только холодный дождь и мои нервы.

— Ты даже не представляешь, как мне обидно! — выкрикнула я, готовая разразиться рыданиями. Они стояли комком в горле, ждали, когда я позволю им выйти наружу. Но холод мешал мне.

— Не представляю. Расскажешь мне? — он протянул ко мне руку, легко коснувшись подбородка, заглянув в лицо. Медленно отвел свою руку и замер, смотря на меня. Меня приковало к месту таким взглядом. Во всём этом сквозила беспомощность, потому что он не… Он не