— А мы тебя уже похоронили, — говорит Саша Гуржиев. — Паша Старцев сказал, что видел, как ты врезался в землю на берегу Донца…

— Это был самолёт Васи… А я вот пока здесь…

Летим домой. Тошнит и выворачивает всего наизнанку.

— Что это со мной? — говорю ребятам. — Никогда такого не было даже в воздухе.

— Так бывает после контузии, — отвечает Тима. — Ничего, до свадьбы заживет!.

Первый раз в жизни очутился я в лазарете. Пробыл там целых три дня. Время коротал вместе с опытным лётчиком, командиром звена Иваном Карабутом. Его самолёт подбили накануне. Сел он на вынужденную на нейтральной полосе.

Иван рассказывал:

— Угораздило же сесть у такого изгиба линии фронта. По одну сторону наши, по другую — фрицы. Пополз до своих, фрицы начали поливать из пулемётов.

Хорошо, что Иван Ерошкин выручил. Он с истребителями прикрывал нашу группу. Покружился на своем "ишачке" надо мной, видно, понял в чем дело, и давай бить из пулемётов по лесочку, где засели фрицы. Вот тогда и пополз я быстро до своих, но осколок все же угодил в ягодицу.

После лазарета ещё болтались мы без дела с Иваном. Ему нельзя сесть из-за ранения в кабину самолёта. Он мог только ходить или лежать на боку, даже пищу принимал стоя. А я шлемофон надеть не мог…

Жаркий июльский день. Мы проводили ребят, улетевших на очередное боевое задание. И, понурив головы, бредем к землянке. Там прохладно и можно, пока возвратятся наши ребята, подождать минут сорок.

Вблизи землянки торчат редкие сосны без макушек. И до них дотронулась жестокая война.

Настроение у нас с Иваном — хуже не придумаешь. Хоть занятие какое-нибудь полезное найти. Но ничего путного в голову не приходит. Слышим, подъехала грузовая машина.

Выходим из землянки. В кузове трехтонки много девчат в военной форме.

— Артисты, что ли приехали? — говорю Ивану. — наверное фронтовая бригада.

— Артисты, те приезжают в гражданской одежде.

Из кабины трехтонки вылезает комиссар Лещинер.

— Знакомьтесь, — говорит он нам и улыбается ямочками вокруг рта. — Это наши новые оружейные мастера.

Иван тихо говорит:

— Интересно, как они будут поднимать стокилограммовые бомбы…

Из кузова, тем временем высыпали одинаковые, как лепестки роз, раскрасневшиеся на жаре девушки, защебетали на разные голоса, разбирая свой немудреный багаж.

Прибыли к нам в полк девушки вместо ребят, которые ушли в десантные войска. Вместе с девушками с оказией приехал и наш фронтовой почтальон Корецкий. Он вручает нам письма от Феди Картовенко и Васи Морозова из госпиталя. Оба они были ранены в июне в одном из боевых вылетов.

Вася пишет, что у него дела налаживаются. "Вилку и нож в руки взять ещё не могу, — сообщат он. — Жевать тоже пока нечем — зубы ещё не вставили. Но рот уже на два сантиметра раскрывается… "

Вася Морозов не тужил ни при каких обстоятельствах и отличался остроумием. Однажды летел он на разведку со штурманом Борисом Персияновым. Пришлось им встретить "мессера". Но ничего выкрутились ребята. Вася смотрит на бензиномер и спрашивает Бориса:

— Сколько нам ещё до аэродрома?

— Шесть минут.

— Давай скорее, горючее кончается!

Шутник Вася. Как будто не от мотора, а от штурмана зависит скорость самолёта…

В нашем полку остался один исправный самолёт. На нем продолжал летать на боевые задания Павел Старцев вместе с лётчиками седьмого гвардейского полка. Паша прижился у гвардейцев. Так вот и разошлись мои пути-дороги ещё с одним старым другом из Пермской авиашколы.

Первый тур боевых вылетов на самолёте Ил-2 закончился. Надо было принимать новые самолёты и пополнение лётчиков.

За самолётами в Куйбышев

Летом 1942 года немецко-фашистские войска в районе Изюма форсировали реку Донец.

Части Красной Армии не в силах были сдержать бешенный натиск танковых и моторизованных полчищ фашистской саранчи. Медленно, с боями наши полки и дивизии отходили на восток.

Наш сильно поредевший полк перебазировался на новый аэродром, с которого он раньше вел боевые действия на бомбардировщиках СУ-2.

Теперь мы — "безлошадная авиация" — разместились вблизи железнодорожной станции. Делать нам без самолётов было нечего. В основном мы ждали дальнейших распоряжений командования.

Как-то утором нас разбудил рев сирены и взрывы бомб. Выскакиваем с ребятами, как по тревоге, из дома, где квартировали.

Вражеские бомбардировщики Ю-87 налетели на железнодорожную станцию. Это рядом с нами. Ощущение не из приятных. Противно, с надрывом во время пикирования воют сирены. Они для паники установлены на "лаптёжниках", — так мы прозвали немецкие самолёты "юнкерс-87" за их неубирающиеся шасси.

Скорость у "лаптежников" мала, и их можно на Ил-2 здорово бить.

— Эх, хоть бы троечку самолётов. Показали бы мы им, что значит советский штурмовик.

Но, как говорится, близок локоть, да не укусишь… Фрицы почти безнаказанно отбомбились и улетели. А вскоре последовала атака фашистских танков.

Нашему полку было приказано отступить дальше, на юг. Командование полка назначило пункт сбора и срок прибытия. Добирались мы кто как сумел: на поездах, попутных машинах, тракторах, лошадях и даже пешком. После сбора опять назначили очередной пункт, куда следовало добираться опять самостоятельно.

На душе было горько и обидно за свою немощь. Километр за километром нам приходилось снова оставлять свою землю.

— Когда же этому будет конец?

Слишком тяжело, горько было видеть безмолвный укор в глазах стариков и детей в населенных пунктах, которые мы, отступая, оставляли на "милость" лютому врагу.

В Буденновске нам объявили приказ Народного комиссара обороны И. В. Сталина — "Ни шагу назад!"

Мы говорим командиру полка:

— Если нет самолётов, дайте винтовки! Будем воевать на земле!

— Будем воевать в воздухе! — остужал наши горячие головы командир. Красной Армии нужны лётчики!

Наконец мы добрались до места. Там собралось много таких же лётчиков, как мы, и всех нас должен был кормить один батальон аэродромного обслуживания. О трехразовом питании не могло быть и речи. Хотя столовая работала круглосуточно, мы не успевали поесть два раза в сутки с интервалами в двенадцать часов. В это время были назначены новый командир полка гвардии майор Зуб и его заместитель по политчасти майор Кущ. Наш "батя" — майор Ильченко стал начальником штаба истребительной авиадивизии.

Новое командование полка вместе с начальником штаба майором Провоторовым целыми днями заняты приемом пополнения лётчиков.

Кое с кем из новичков мы уже успели познакомиться. Командир звена Николай Тимофеев, спокойный, черноглазый, с красивым чубом парень, ходит всегда в кожаном реглане. Он серьезен и немногословен, кажется старше своих лет, невольно вызывает симпатию и желание вместе с ним помолчать.