«Разрушитель»

Стэйблер ведет жену на танцы. Он удивлен ее согласием. Внутри клуба сальсы она становится горячей и гибкой, извивается, пот льет ручьем. Такой он ее не видел со времен юности, с тех самых пор, как они поженились. Блеск ее пота, ее запах заводят его, обнажают его нужду в ней – о такой силе желания он тоже уже забыл. Они танцуют в обнимку. Ее рука проскальзывает в его брюки, она прикусывает губу, целует его. Глубоко в его теле что-то стучит. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Похоже на сердцебиение. Они едут домой на такси и в спальне рвут ее платье, спеша его снять, они этого не делали уже много лет, этого, этого, ее ногти впиваются ему в спину, она шепчет его имя, у них такого не было уже много лет, с той поры давным-давно, до того, до, но после. Он повторяет ее имя.

«Табу»

Она кончает, и руку сводит сильная судорога, мышца словно складывается пополам. Бенсон растирает предплечье, кусая губы. Прислушивается к отдаленному пульсированию сальсы из квартиры в доме напротив. Пленка пота облепляет ее вину, словно пищевой полиэтилен.

«Манипуляция»

Стажеры заметили, как что-то изменилось в отношениях между Бенсон и Стэйблером, но не понимают, что именно. Они отмечают их передвижения в тетради по биохимии, перепрофилированной под эти цели. Фотографируют их на мобильные телефоны. Капают шпанскую мушку им в кофеварку. Вызывают демона, смешав собственную кровь с пеплом церковной свечи, костью белки, белым мелом и пучками сушеного шалфея. Просят демона помочь. Обозлившись, он утаскивает одного из них в ад в наказание за то, что заставили его проделать столь длинный путь.

«Потеря»

– Люси, ты не знаешь, где Эван? – спрашивает ее Стэйблер. – Он никогда так не опаздывал.

«Занятие»

– Люси, ты не знаешь, где Эван? – спрашивает ее Стэйблер. – Он никогда не пропускал урок биохимии.

«Яд»

Бенсон пьет кофе. Рот слегка горит. Кружится голова. Бенсон устраивается полежать в комнате отдыха.

«Разлом»

Во сне Бенсон слышит биение сердца. Она стоит на пустынной нью-йоркской улице. Безветренно. Мостовая шевелится, словно что-то в ней дышит. Бенсон следует за стуком сердца, идет по улице. Видит темный подъезд с вывеской «Шахрияр бар и гриль». Внутри полированные темно-красные стойки. Бутылки и стаканы блестят, как поверхность реки, и вздрагивают с каждым ударом пульса. В углу прячется дверь, из-под которой пробивается полоска света. Смех. Бенсон кажется, смех звучит как в ее детстве, когда мама устраивала вечеринку с коктейлями, а Бенсон велели оставаться у себя в комнате, на тумбочку у кровати ставили блюдце с крошечными закусками и полчашки апельсинового сока. Она жевала гриб, наполненный чем-то расплавленным, пила сок, слышала смех за дверью и как звенят бокалы, голоса то взмывают вверх, то затихают, то снова усиливаются. Она пыталась читать, но потом просто лежала в постели, в темноте, прислушиваясь к голосам, таким далеким, таким близким, различая резкий хохот матери в общем шуме, словно вытягивая нитку из резинки в поясе трусов – тянешь, наматываешь, портишь резинку и трусы. Вот что она чувствует сейчас: по ту сторону двери голоса. Она тянется к ручке двери, расстояние между рукой и ручкой с каждой наносекундой сокращается, она чувствует холод металла, еще не коснувшись его. Бенсон просыпается от собственного крика.

«Толстая»

– Только один кусочек, – умоляет Стэйблер старшую дочь. – Всего один, милая. Одну морковочку. Давай начнем с одной морковки.

Он представляет, как та обгладывается – так ветер постепенно стирает дюну в ничто.

– Одну. Всего одну.

«Паутина»

Бенсон ищет: «Мертвые девочки колокольчики глаза без язычков» «Девочки колокольчики глаза» «Девочка призрак колокольчики глаза» «Призраки сломанные» «Что произойдет, если я увижу привидение?» «Откуда берутся призраки?» «Починка привидений». Месяцами реклама в ее браузере предлагает: наборы медных колокольчиков, экипировку для охоты на привидений, видеокамеры, диски с записью колокольного звона, кукол, лопаты.

«Влияние»

Новый комиссар полиции поднимает глаза от блокнота. Напротив него – Эйблер и Хенсон, ничего не записывают, у них фотографическая память.

– Сделайте так, – говорит новый комиссар полиции. – Сделайте так.

Восьмой сезон

«Информатор»

Бенсон уверена, что ее смартфон умнее, чем она сама, и это ее сильно раздражает. Когда смартфон дает ей информацию, она подносит его вплотную к лицу, говорит «НЕТ!» и поступает наоборот.

«Время»

Прокурорша следит, как часовая и минутная стрелки защемляют меж собою время. Когда судья спрашивает, есть ли у нее вопросы к свидетелю, она качает головой. Дома ее ждет Бенсон, свернувшаяся на кушетке с томом «Мадам Бовари», кусающая прядь своих волос, смеющаяся именно там, где следует. Они вместе готовят ужин. Смотрят на дождь.

«Возврат»

По круглосуточному новостному каналу повторяют одно и то же раз за разом. Испорченные овощи, говорят они. Китайская капуста, брокколи, сельдерей, брюссельские кочанчики – все грязные, плохие, никудышные. Бенсон ловит последние слова репортажа и вилкой подцепляет жареные овощи прямо со сковородки. «Верните овощи в ближайший магазин, стоимость покупки будет полностью компенсирована», – мрачно настаивает ведущий. Бенсон смотрит на сковородку. Она подчистила все до самого донышка. Она идет к холодильнику и начинает готовить вторую порцию.

«Дядя»

– Папа, – спрашивает младшая дочка Стэйблера, – кто такой дядя Э?

Он отрывается от газеты.

– Дядя Э?

– Да, – говорит она. – Ко мне после школы подошел сегодня человек. Он сказал, что его зовут дядя Э и что он мой дядя.

Стэйблер не общался со своим младшим братом Оливером уже десять лет. Он практически уверен, что Оливер по-прежнему живет в Швейцарии. И вряд ли Оливер знает о том, что стал дядей.

«Конфронтация»

В суде Стэйблер, стоя над умывальником, поднимает голову и обнаруживает, что за спиной у него стоит Эйблер. Эйблер усмехается. Стэйблер разворачивается, вскинув намыленные кулаки. В туалете никого нет.

«Инфильтрация»

– Послушай, Бенсон, – раздается в телефонной трубке голос Хенсон, оловянный, далекий, как будто она стоит над телом Бенсон, а Бенсон умирает. – Ты страдаешь. Ты же не хочешь и дальше страдать, или как?

Бенсон плечом прижимает трубку, пластиковая оболочка скользит по сальному немытому лицу. Она не отвечает.

– Все просто, – продолжает Хенсон. – Мы можем положить этому конец. Девочкам. Звукам. Желанию.

Бенсон поднимает глаза. Стэйблер перебирает папки, рассеянно чешет подбородок, еле слышно напевает.