Ухайдоканная Лариса как-то спросила:

– А в коридоре ты помыть заодно не мог?

– Зачем? – удивился Игорь.

– Ты там тоже ходишь вообще-то. Не развалился бы, если бы протер еще два метра…

Игорь промолчал. Лариса ушла спать – она слишком уставала, чтобы еще и спорить. На мужа она уже смотрела даже не с недоумением, а с тихим бешенством, которое скоро должно было выплеснуться. И последней каплей стало яблоко.

Младший Петя залез на табуретку и забрал с папиной полки последнее яблоко. Забрал и сразу же съел, давясь кусками. Когда Лариса пришла домой, Игорь отчитывал сына, который стоял в углу и плакал.

– Что случилось?

– Он съел мое яблоко, – ответил Игорь.

– Какое яблоко? – не поняла жена.

– Мое яблоко, с моей полки, оно было последнее! – закричал Игорь.

И тут Ларису прорвало, как плотину. Она выдернула сына из угла, отвела в комнату и прямо ему на кровать высыпала яблоки, которые притащила, – сразу три килограмма.

– Ешь все! Это все твое. Понял? Если папа попросит хотя бы одно – не давай! – строго сказала она сыну.

Петя вытаращил глаза – от восторга и ужаса одновременно.

– А это тебе! – Лариса достала из сумки пирожные-эклеры и вручила старшему Гарику.

– Мне? Все?!

– Да, можешь съесть хоть сейчас.

– Папа любит эклеры…

– Перелюбит. Ешь!

Лариса, довольная, повернулась к Игорю, который задыхался от возмущения, хватался за сердце и пытался что-то сказать.

– А теперь ты, – обратилась к нему жена. – Запомни, заруби себе на носу: холодильник мой и все полки в нем – мои! И все, что лежит на полках, – мое! Я покупаю продукты детям и себе, а ты будешь жрать то, что останется! Ты будешь мыть полы во всем доме, пылесосить во всем доме, или прямо сейчас я соберу твой старый поганый чемодан с твоими старыми погаными трусами-носками и выкину тебя за дверь. Ты понял, сволочь?

Жена открыла шкаф, выдрала вешалку и хряпнула Игоря по голове, растесав ему затылок. Он схватился за голову – струйка крови потекла по щеке, но жена спокойно подошла и ударила еще раз – железным крюком, ровно по тому же месту. Игорь взвыл. Гарик застыл с эклером в руках. Петя начал плакать…

– Закрой пасть, не пугай мне детей, – объявила Лариса и мощным пинком под зад, в детстве такой назывался «поджопником», вытолкнула Игоря из комнаты.

Конечно, это было страшное унижение. И первым его порывом было сбежать, хлопнуть дверью, уйти к Люсе, начать новую жизнь, и пусть они попляшут. Но прижигая перекисью кровоточащие раны, Игорь понял, что они точно будут плясать. От радости. А Люся его не примет. Да и кто будет менять жену с двумя детьми на распоследнюю секретаршу? Про себя Игорь Люсю всегда называл «распоследней», считая очень удачным это определение. И, конечно же, был уверен, что там его ждут. И он в любой момент может позвонить в дверь.

К Сашке тоже не вариант – там Надежда. Она его дальше прихожей не пустит. И куда ему? Некуда… Получается, что некуда. Игорь заплакал… Сидел на краю ванной и плакал, как распоследняя девка. Краем сознания он отметил, что в этом случае «распоследняя» – не самый лучший вариант, а девка уж точно неуместна.

– Выходи уже. – Жена долбанула кулаком в дверь. – Не один в доме!

Игорь покорно вышел. Лариса замахнулась, но для виду. Игорь отпрянул и зачем-то прикрыл причинное место. Лариса хохотнула, но зло, с обидой, ненавистью.

Игорь пошел в комнату – спал он в «зале», куда его определила Лариса. Открыл пошире окно, замотался в одеяло, поджал ноги и приготовился себя жалеть.

– Окно закрой, сдувает, – крикнула Лариса. И Игорь покорно протопал к подоконнику – закрыл форточку.

Лежа без сна, ожидая скорую смерть от удушья, он думал, что будет жить ради детей. Останется ради детей. Если Ларисе он не нужен, то детям – нужен! Или нет? Гарику уже точно нет, но ведь Петя еще маленький… Гарик отца ни во что не ставит – как мать скажет, так и будет. Петя же совсем другой. Не в Ларису, в него. Значит, останется ради Пети и ради самого себя. В конце концов, это его дом, дом его родителей. Почему он должен уходить?

Игорь еще немного себя пожалел и наконец уснул. А утром с удивлением обнаружил себя живым и вполне здоровым. Разве что вчерашняя рана саднила.

И вот тогда он начал писать – для себя, втайне от жены, естественно. Он водил детей в детский сад, гулял с ними и записывал смешные сценки, детские выражения, ситуации. Варил кашу по утрам, убирал конструктор, застилал постели, гладил, рисовал танк, лепил из пластилина ракету на конкурс в садике, клеил аппликации к 23 февраля и 8 марта, выращивал на окне лук в стакане.

Он писал ради себя – чтобы в памяти остались эти мгновения, милые, искренние. Игорь перечитывал записи и удивлялся, как стремительно летит время, как быстро все забывается. И он хотел успеть, зафиксировать, оставить в памяти мгновения. В этих зарисовках, где Гарик был главным героем, себя – отца – он вывел в роли как минимум покорителя Севера, а то и космонавта. Маму сделал ласковой, нежной, трепетной ланью, которая безгранично любит сыновей и мужа. Гарик в записочках, в коротких фразах в детской тетрадке, казался умным не по годам, добрым и честным мальчиком. Он заступался за младшего брата и очень любил отца, гордился им. В этих зарисовках Игорь описывал ту жизнь, о которой мечтал. Другую квартиру, где обитало семейство, тихие вечера или, наоборот, шумных гостей. И в этих заметках Игорь себя уважал, ассоциируя с главой семьи. Это был он, настоящий.

Свое возвращение к бумагомарательству Игорь тщательно скрывал от жены и детей, и ему вдруг стало легче. Он быстро делал все дела по хозяйству, с увлечением стал заниматься детьми, забросил свою утреннюю гимнастику и даже начал покуривать. Едва дождавшись, когда жена уйдет на работу, открывал настежь окно на кухне, с наслаждением закуривал, сбрасывая пепел за окно – он боялся взять блюдце, жена бы точно заметила.

Под эту первую сигарету к нему приходили мысли, вдохновение, сюжет. Оставалось только записать. Сигареты, как и тетрадку, Игорь прятал под диван. И ложился спать – счастливый собственной тайной, собственной жизнью, той, в которой он чувствовал себя покорителем Севера или даже космонавтом. Он поглаживал диван, зная, что завтра напишет еще. В то время Игорь стал называть жену не Ларисой, а Лялечкой – именем персонажа.

Если Лариса и заметила очередные изменения в поведении и настроении мужа, то виду не подала. Он стал образцово-показательным подкаблучником. Когда муж в первый раз назвал ее Лялечкой, Лариса растерялась, но промолчала. Когда отец стал одеваться быстрее сыновей, чтобы вывести их на прогулку, она тоже удивилась, но решила не будить лихо, пока оно тихо.

Иногда Игорь писа́л, скрывшись за трансформаторной будкой. Там обычно испражнялись собаки, выпивали местные алкоголики и курили подростки, у которых он регулярно стрелял сигареты.