Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но для незваных гостей, конечно, да. Сплю.
– Господин комендант?
Голос женский, да жаль, не того тембра. Колобок. Кажется, третий. Тот, что больше слушал, чем говорил. Зато в ночи его, то есть, её, похоже, потянуло на задушевные беседы.
– Я не буду мешать. Я посижу. Тут. Можно?
Судя по шороху, примостилась на соседней кушетке. Подышала шумно, повздыхала и снова зашептала:
– Это ничего, что вы не отвечаете. Я знаю, так надо. Так взрослые делают.
Да уж. Могу подтвердить. Проверял на примере родителей и неоднократно. Помню, жутко обижался. А потом, когда вырос, можно сказать, до меня вдруг дошло, что если мои вопросы оставались без ответа, то лишь потому, что папа и мама не знали, как на них ответить.
– Я хотела сказать… Я поняла, что такое сказка.
Ну, значит, день прожит не зря. Хотя и до сих пор не могу поверить, что здешняя культура напрочь лишена былин, эпосов, преданий и легенд.
– Это когда все хорошо. С главными героями. А с другими– по-разному.
Очень точное наблюдение. Иногда даже думаешь: на кой черт этому дурному увальню меч-кладенец, сапоги-скороходы, говорящий волк, царевна в жены и полцарства в придачу? Слез с печи, так потом же на неё и завалится, только уже не в своей избе, а в белокаменных палатах. И что толку ему от ратных подвигов, от того, что повидал мир? Ведь не изменился же ни капельки. Как был дураком, так и…
– Но наверное, у тех, которые не главные… У них тоже есть свои сказки. Хорошие для них. Иначе ведь было бы неправильно?
Наверное. В конце концов, даже самого жестокого злодея все равно кто-то любит. Или любил когда-нибудь. Да и он сам мог. Почему нет?
– Но если в чужой хорошей сказке плохие герои умирают, то в своей они продолжают жить?
Ой, девочка, ты и тему подняла… Не по годам. Это уже что-то из теории тождественности сознаний и миров. А также их беспредельной множественности.
Лекции по философии, каюсь, меня никогда особо не увлекали. Возможно, потому, что шли либо первыми парами, когда ещё досыпаешь сны, либо последними, когда вовсю думаешь, чем заняться вечером. Правда, кое-что в память врезалось. Наверное, случайно вошло в резонанс с собственными размышлениями. И самым ярким воспоминанием было мгновение, суть которого очень хорошо описал Михайло Васильевич. Ну да, открылась бездна, звезд полна. И в тот раз я отпрянул назад, едва сообразил, куда заглядываю.
– И если там они умерли, а тут они все ещё живут…
Замолчала. Запуталась, вестимо. Так всегда бывает с вещами, на первый взгляд совершенно простыми. Ну что, скажите, может быть проще тесаного камня? А посмотрите на римские акведуки. Посмотрели? То-то.
– В сказке все бывает. Помнишь?
– Ой, я вас разбудила?
Она, наверняка, зарумянилась, но в тусклых сумерках этого не было заметно.
– Я не спал.
– Простите, простите!
– За что? Я же говорю, не спал.
– Значит, думали о чем-то важном, а я вам помешала.
– Пустяки. Подумаю потом. У меня времени– вагон и маленькая тележка.
– Маленькая кто?
Вот, кстати, ещё один забавный нюанс. Половозрелые особи почему-то понимают все мои иносказания без проблем, в отличие от детей. Неужели для серфинга в этом их информационном поле все-таки нужен опыт, наживаемый временем?
– У меня есть время, не волнуйся.
– Хорошо.
– Ты что-то хотела спросить? Ну, помимо того, есть ли сказка для каждого героя.
– А она есть?
– Похоже, что да. На худой конец… э, в крайнем случае, можно самому её для себя придумать.
– Как придумать?– с придыханием спросил колобок.
– Как-как… Взять и придумать. Что ты, к примеру, не просто сирота, а на самом деле– наследная принцесса, только потерявшаяся, а может, украденная, и где-то далеко-далеко тебя ждут и любят родители, и однажды, когда ты станешь совсем большой, найдешь способ к ним вернуться, и заживете вы долго и…
– Я вовсе не потерялась. И я вернусь. Обязательно. Только не к папе и маме, потому что их и правда, нет. К брату. И к дедушке.
Вот только носом шмыгать не надо!
– Главное, что все будет хорошо,– я плюнул на попытки расслабиться и повернулся на бок.– А детали все эти… Ну их. В деталях сказки, кстати, вечно врут.
– А я знаю,– подтвердил колобок.– Мне дедушка рассказывал.
Стены все ещё светились, но так слабо, что можно было различать объекты только как пятна: одно побольше, другое потемнее. Вот и девочка выглядела сейчас таким пятном, разве что с неровными краями из-за воланов своего платья.
– Когда холодильник открыли, она так и не проснулась. Не знаю про поцелуй, но реанимационная бригада ничего не смогла сделать, а уж они… Они же должны были, правда?
– Кто не проснулся?
– Леди. Только она ничего не ела. Никаких яблок. Её…– колобок запнулся.– У неё кончился заряд.
Тоже ничего себе сказочка. Я бы на месте дедушки не стал ребенку рассказывать что-то совсем уж грустное. Все-таки, в детстве надо верить в чудеса. Иначе как вообще доживать до седин, если с пеленок знаешь, что волшебников не бывает, зато злодеи встречаются на каждом шагу?
– И она умерла.
Мементо мори, никуда от этого не денешься.
– А вы видели, как кто-то умирает?
Вот за что не люблю детей, так за их пытливый-мать-его ум. Ни хрена не понимают ещё всей серьезности события, поэтому разбирают по досочкам антураж.
– Видел.
– А как…
– По-разному. Сама узнаешь рано или поздно.
Наверное, надо было оборвать тему гораздо суровее, потому что колобка мои слова не остановили. Разве что, чуть видоизменили вопрос:
– Как умирают в сказках?
– В сказках умирают только плохие герои. И умирают они плохо.
– А хорошие?
– Хорошие живут.
– Но ведь они тоже когда-нибудь…
Вот ведь настырная!
– Ну, если только через много-много лет.
– И когда эти много-много лет заканчиваются, они…
Зачем ей это, скажите на милость? А, понял. Это все дедушка виноват. Любитель страшилок. Он спьяну наплел, а ребенок теперь мучается.
– Уходят в сияние.
– Сияние?
– Да, что-то вроде. Вспыхивают и… э, возносятся.
Куда-то меня тоже понесло не туда. Ещё немного, и нарисую картинку вроде костра инквизиции.
– А им больно?
– Нет! Совсем-совсем! Ну ни капельки!
– Это хорошо,– резюмировал колобок и поднялся с кушетки.– Я пойду спать.
Отменная психика, ничего не скажешь: поговорить о смертях, а потом сладенько заснуть. Я так не умею. И в голову мне полночи будут лезть воспоминания о всех знакомых покойниках, начиная родственниками и заканчивая тем ящером, повисшим на двух клинках.