Я отложила бумаги, выключила компьютер и выглянула вкоридор.

Помещение банка опустело: трудоголики вроде меня сидели покабинетам, а секретарши, офис-менеджеры и прочие персонажи, в течение днянепрерывно шастающие по коридорам, воспользовались законным перерывом иразлетелись по окрестным кофейням и бистро.

Так что путь был свободен.

Я быстро перебежала от своего коридора до кладовки, гдеуборщица тетя Клава держала свои нехитрые инструменты — ведра, швабры, большоймоющий пылесос, банки и коробки с разными моющими и чистящими средствами.

Здесь же стоял столик на колесах, который тетя Клава обычнокатила перед собой, составив на него свое оборудование. Этим-то столиком я ихотела воспользоваться для транспортировки Антона Степановича.

Закатив столик в свой кабинет, я покосилась на шкаф.

Что он там велел петь в случае, если все в порядке? Кажется,ничего не успел сказать.

Тогда я просто позвала его по имени-отчеству:

— Антон Степанович, на выход!

Дверцы распахнулись, и он буквально выпал из шкафа.

— Ну, я уж думал, ты никогда не вернешься! Тебя толькоза смертью посылать!

— Можете меня уволить, — сказала я жизнерадостнымтоном. — По-моему, сейчас для этого самый подходящий момент!

Он пробурчал что-то невразумительное и удивленно уставилсяна тети Клавин столик:

— А это еще зачем?

— А вот сюда вы сейчас залезете! — Я показала емуна нижнюю полку столика, откуда предусмотрительно убрала все тети Клавинымоющие средства.

— Я? Сюда? — Он уставился на меня с детскойобидой. — Я ведь не йог и не цирковой акробат! Я сюда ни за что непомещусь!

— Нужда делает чудеса! — холодно проговорилая. — В туалет хотите?

Он покраснел, но тут же согнулся и послушно полез в столик.Самое интересное, что через пять минут он сумел там как-то устроиться, толькоодна нога в дорогом модном ботинке предательски вылезала наружу. Я попыталасьвпихнуть ее глубже, но тогда с другой стороны высунулся локоть.

Я махнула рукой на несущественные детали, завесила столикзастиранной простыней, найденной в той же кладовке, и выкатила столик сМельниковым в коридор.

К счастью, там не было ни души.

Я представила себе, что кто-то из деловых знакомых АнтонаСтепановича увидит, как его, управляющего отделением банка, в сложенном видевезут в туалет, и невольно прыснула. Из-под простыни донеслось возмущенноепыхтение.

Впрочем, мне и самой стало не до смеха: без груза столик быллегким, но с Мельниковым внутри я его едва катила, чувствуя себя каторжником,прикованным к тачке с рудой. К счастью, ехать пришлось недолго: ближайшийтуалет был через две двери от моего кабинета.

Я вкатила столик внутрь, убедилась, что в туалете никогонет, и выпустила Антона Степановича наружу.

Выбравшись из столика, он огляделся и побагровел:

— Куда ты меня привезла? Это ведь женский туалет! Тынадо мной просто издеваешься!

— А чего вы хотели? Чтобы я таскала вас с этажа на этажпо лестнице или вызывала лифт? На этом этаже мужского нет! И вообще — хватитпривередничать!

Мне действительно осточертели его бесконечные капризы, такчто буквально подмывало послать бывшего шефа к черту… однако я вспомнилавчерашнюю сцену в его кабинете, осознала, что он страдает фактически за меня, ия уже хотела извиниться, но он тоже, наверное, понял, что позволил себе лишнее,пробурчал что-то примирительное и скрылся в кабинке.

Я встала перед зеркалом, как говорят, на стреме, и от нечегоделать оглядела свое лицо.

Как ни странно, выглядела я довольно неплохо: в глазахпоявился блеск, на щеках играл румянец… похоже, что стрессы двух последних днейдействовали на меня благотворно.

Однако обстановка была нервной. Я покосилась на кабинку и ужехотела поторопить Мельникова, как вдруг дверь туалета открылась и в него вошлаЛена Андросова.

Я вздрогнула и, чтобы предупредить Антона Степановича,запела первое, что пришло в голову.

Это оказалась песенка из детской передачи «Спокойной ночи,малыши».

— Спят усталые игрушки… — пропела я как можногромче.

Андросова посмотрела на меня с ужасом.

— Жень, ты чего? Тебе плохо? Это на тебя так смертьначальника повлияла?

— Да нет, мне хорошо. — Я широко улыбнулась ипродолжила: — Книжки спят!

Андросова на всякий случай отступила к двери.

— Ты извини, — проговорила она, вглядываясь в моелицо. — Если ты тут… того… нюхаешь чего или колешься… так я про это ничегознать не хочу!

— Да ты не бойся. — Я улыбнулась еще шире. —Мне врач велел петь для укрепления легких, вот я и пою, пока никто меня неслышит! Одеяла и подушки ждут ребят…

— Ну ладно, я тогда в другой туалет пойду! — Ииспуганная Ленка вылетела в коридор.

— Можете выходить! — окликнула я АнтонаСтепановича.

Он тут же выбрался из кабинки и спросил:

— Что это было?

— Это вы о чем?

— Ну, вот это… спят усталые игрушки…

— Ну, вы же велели мне петь в случае опасности!

— Да, но ведь не это! Я предлагал вам петь арию Лизы изоперы «Пиковая дама»…

— А что, вы думаете, это выглядело бы менее глупо?

На самом деле я просто не помню эту арию, но не обязательноже ему в этом признаваться!

— Давайте, скорее залезайте в стол, а то как бы ещекто-нибудь не пришел, пока мы тут обсуждаем ваши музыкальные пристрастия!

Он тяжело закряхтел и полез обратно.

На этот раз на упаковку ушло гораздо больше времени — теперьу него не было такого мощного стимула.

Наконец Мельников кое-как упихнулся в стол, я завесила егопростыней и покатила в обратном направлении.

До моего кабинета добрались без приключений. Я взглянула начасы и подумала, что, пожалуй, еще успею чего-нибудь быстренько съесть.

Антон Степанович с трудом выбрался из стола, размялконечности и проговорил:

— Да, вот еще что… будьте добры, принесите мне чистоебелье. Носки, рубашку… трусы…

Перед последним словом он немного замялся.

— Да?! — Я уставилась на него как баран на новыеворота. — Это еще зачем?

— Что значит — зачем? — Он преисполнилсяискреннего возмущения. — Я, между прочим, цивилизованный человек и привыкменять белье каждый день! Конечно, принять душ или ванну мне здесь неудастся, — при этом он окинул мой кабинет неодобрительным взглядом, какбудто это я виновата, что здесь нет ванной комнаты, — но это не значит,что я должен совершенно опускаться!