Начавшиеся после кошмарных видений теоретические рассуждения внезапно прервались – мозг получил команду и переключился на другое, а именно вернулся в реальный мир. Андрей очнулся от сна, разбуженный толчком – это самолёт приземлился в аэропорту Симферополя.

После знакового заседания Совбеза в Тургояке жизнь Сергея стала напоминать гонку на выживание. Теперь он превратился в важного государственного чиновника, и нагрузка, добавившаяся к работе президента корпорации, руководителя первой лаборатории и прочим обязанностям, включая и члена попечительского совета кадетского училища, довольно сильно возросла. А выгода от этой дополнительной нагрузки была-то всего лишь одна – добавившийся в кабинете телефон. Правда, он был особенный, что-то типа палочки-выручалочки, облачённой в форму телефона – стоило его поднять, и ты связывался с президентом страны. И Сергей этим волшебным телефоном бессовестным образом пользовался. Ну не хотела административная машина двигаться без толчка сверху. И даже после нажима из Москвы она со скрипом начинала еле-еле вертеться, грозя вот-вот остановиться. Единственно, почему не останавливалась, это из-за того, что Сергей не только драл горло, грозя разным должностным лицам санкциями, вплоть до уголовного преследования, но и хорошо смазывал ржавый административный механизм разными бонусами, а иногда и живыми деньгами из фонда корпорации. Худо-бедно, но дело двигалось, административные препоны перед структурными подразделениями корпорации снимались. Пускай экономика страны в большинстве отраслей и была в стагнации, но уже кое-где появлялись ростки использования новых технологий на основе уралия и производных от него. Иногда в самых неожиданных сферах происходил прорыв российских товаров на мировой рынок. Например, самые передовые позиции были заняты в совершенно не свойственной для России сфере деятельности, такой как зубное протезирование. Необыкновенной прочностью обладали протезы, изготовленные в России. Потребители это быстро просекли, и заготовки для имплантатов практически все теперь завозились из России. А богатый пациент, которому требовались особо сложные протезы и суперкоронки, потянулся в Челябинск. Там возник громадный стоматологический центр, где индивидуально, для каждого клиента, путём распечатки на 3D-принтере изготавливали уникальный протез. Поток клиентов постоянно увеличивался, и уже процентов пятьдесят из них были иностранцы. Но это один из маленьких и незначительных фактов успеха российских технологий. Главные же товары, которые сметали всех конкурентов на своём пути, это, несомненно, были солнечные батареи и супераккумуляторы. Если кое-как со спросом на солнечные батареи корпорация справлялась, то на аккумуляторы стояла очередь из оптовых покупателей. Всем они стали нужны, и больше всех требовали поставки супераккумуляторов, ставших называться у-батареями, производители электромобилей. Но удовлетворить растущий спрос корпорация не могла – больше половины мощностей построенного в Тургояке аккумуляторного завода было задействовано на программу «Рексов».

А эта программа требовала колоссальных ресурсов. Ведь кроме производства самих «Рексов» развернулись работы по возведению второй стапели. Население Тургояка многократно увеличилось, перевалив за пятьсот тысяч человек. Все общежития были переполнены, и даже недавно возведённые корпуса пятой школы теперь использовались для проживания привлечённых специалистов. Город из тихого посёлка, заселённого в основном научными работниками и членами их семей, превратился в клокочущую скороварку, выпускающую из себя пар в виде конфликтов между старыми жителями и недавно прибывшими. Невероятная вещь: в городе стали случаться драки, появились алкаши и наркопритоны, открылось несколько злачных заведений. Одним словом, город стал напоминать поселение Дикого запада Америки во времена золотой лихорадки. И это несмотря на то, что Тургояк был закрытым городом, и чтобы жить в нём, нужно было пройти ряд проверок по линии МВД и ФСБ. Казалось бы, в таком месте легко навести порядок – силовых структур море, пустил патрули, пересажал самых буйных и наглых, и станет опять тишь и благодать. Я, как президент корпорации и член Совбеза, запретил наводить порядок силовыми методами – хотя элементы бардака меня, конечно, раздражали. Но разрушить тот дух свободы, конкуренции, надежды вырваться в лучшую жизнь, который воцарился в головах жителей Тургояка, я боялся больше всего. Пускай у местных чиновников возникают трудности и проблемы, пускай жалуются некоторые жители на бардак и нарушения их права на спокойную жизнь, но зато город полон энергии и стремления развиваться.

С детства меня преследовал кошмар оказаться в таком месте, в котором побывал когда-то с отцом. Это было во времена СССР, а побывал я всего лишь в одном крупном и важном госучреждении. В воспоминаниях осталось, как мы, празднично одетые, с шумной городской улицы, прошли в большой каменный дом и попали в царство тишины и покоя, вход в которое охраняли два здоровых лба в милицейской форме. Казалось бы, ничего особенного в том доме не было, широкие коридоры, застеленные ковровыми дорожками, громадные дубовые двери и тишина… В голове после нахождения в этом доме пять минут сформировалась мысль, что за этими полированными дверьми, так похожими на крышки дорогих гробов, стоят мертвецы с косами, поэтому везде и стоит такая тишина. Это впечатление только усилило появление человека в чёрном костюме. Он шёл по краю ковровой дорожки тоже бесшумно – как будто крался. Схватив отца за край пиджака, я разрыдался, и это был первый и единственный раз в жизни. Тогда моя истерика произвела на отца удивительное впечатление, он повёл себя не так, как обычно, когда я капризничал. Вместо того чтобы дать подзатыльник, батя наклонился и шёпотом начал уговаривать, чтобы я вёл себя прилично, а когда это не получилось, схватил за руку и потащил обратно к выходу. Уже на улице надавал подзатыльников, наорав, приказал сидеть на лавочке и никуда от неё не отходить, после этого убежал обратно в этот страшный каменный дом. На улице было хорошо, пускай и непривычно, но вскоре нашёлся друг, мама которого сидела на соседней лавочке. Жизнь начала бить ключом, а в подкорке отложилось, что тишина и идеальный порядок означает мертвецов и смерть.

Потом, когда ту эпоху начали называть временем застоя, я стал уже взрослым и, основываясь на своих детских впечатлениях, мог представлять, что это было такое. Казалось бы, был порядок, по крайней мере видимость его, было тихо, впечатление такое, как будто все довольны своей жизнью, но это спокойствие, внешнее благолепие, было похоже на кладбище – идея умерла, осталось только животное желание набить себе брюхо и поудобней устроиться в самый красивый, навороченный крутыми прибамбасами гроб. Люди, которые рулили страной в годы заката социализма, совсем потеряли связь с реальностью. Старческие мозги уже совсем окостенели, а немощным членам требовался покой. Конечно, была попытка омолодить верхний эшелон власти, но она провалилась. Лень и инертность уже овладели большинством управленческих кадров, и дёргаться, внедряя что-то новое, совершенно не хотелось. Казалось бы, беспричинный распад великой страны детский мозг связал с тем мёртвым спокойствием, которое было в большом сером доме. Когда я вырос и стал мыслить логично, то сформулировал это детское впечатление – власти просто-напросто отгородились от шумных, беспокойных улиц кордоном и там, в тиши кабинетов, решали, казалось бы, архиважные проблемы. Но это для них они казались архиважными, а для жизни эти дутые вопросы не стоили даже выеденного яйца. Людьми надо было тогда заниматься, а не великими стройками. Видно же было, что народ желает хорошо жить здесь и сейчас, а не рвать жилы ради светлого коммунистического завтра. Перенапрягся уже, выиграв великую войну, и настрадался, восстанавливая хозяйство после колоссальных разрушений.