Всего сантиметр свободы.

Рядом с Арманом не может быть по-другому.

Я и сама уже не хочу по-другому.

— Арман, — зову его тихим голосом.

— Что, Катя?

— Я могу попросить? — я сглатываю, мне трудно дышать от его близости и от того, что я впервые хочу о чем-то попросить его в сексе. — Нам обязательно делать это так?

— “Так”?

— Я хочу видеть тебя.

Я утыкаюсь лбом в кафель и закрываю глаза. Жду, считая лихорадочные толчки собственного сердца. Оно то бьется, заставляя пульс захлебываться, то замирает. Я понимаю, что нашла не лучший момент, но я не хочу как прежде. Как было всегда, когда я чувствовала себя вещью и игрушкой, даже если он был не груб со мной. Я видела его лицо в моменты близости, только когда он расстегивал ширинку и тянул меня вниз на колени. Только когда обхватывал мои скулы и хотел видеть мои глаза, пока я ласкала его ртом.

Мне этого мало.

Вдруг стало мало.

Арман кладет ладонь на мое плечо и разворачивает к себе. Наши взгляды пересекаются и мы больше не произносим ни слова. Он подсаживает меня, вдавливая в стенку до болезненных покалываний, и вбивается корпусом в мое тело. Я развожу ноги и цепляюсь за него, когда Арман отрывает меня от пола и одним жестким толчком заполняет меня.

Я напрягаю руки, чтобы заставить мужчину чуть отстраниться, и запрокидываю голову. Смотрю в его бездонные сумрачные глаза, чувствую его член внутри себя, его опаляющее кожу рычащие дыхание.

— Боже, — шепчу как в бреду и тянусь к его жестким губам.

Он отвечает. Врывается в меня, проталкивая язык между губ и хищно обводит каждый мой уголок. Приручает меня и пробует на вкус, собирая с моего лица капельки пота и воды. Я почти кусаю его в ответ, ощущая его ласки как безумие, мне хочется стонать в голос и наталкиваться самой, чувствовать его глубже и быть с ним единым целым.

Быть его.

По-настоящему.

Без ролей и правил.

Я теряю его лицо, когда меня насквозь пронзают вспышки удовольствия. Дикого и совершенно необузданного. Я сжимаюсь и Арман стонет с вибрирующим рыком, загоняя в меня член глубже. Я ничего не вижу перед собой, но чувствую, как он жестко надавливает губами на венку на моей шее. Он что-то шепчет, пьяно и рвано. Я не могу разобрать и только крепче обнимаю его за плечи.

— Да, да, — шепчу зачем-то.

Арман дергается, делая смазанный толчок, и изливается в меня. Он наваливается на мое тело и я помогаю ему устоять.

— Так, — я запоздало отвечаю на его вопрос. — Теперь так.

В номере не горит свет, только желтоватые тени от ночника расходятся по комнате. Арман лежит на кровати, а я сижу на нем, оседлав. Смотрю на свои ладони, которые замерли на мускулистой груди. Они кажутся такими хрупкими на сильном как будто каменном теле Армана. Я легонько вожу подушечками пальцев по его коже и привыкаю к тому, что все это не сон. Все, что произошло между нами на очной ставке, потом в душе и сейчас.

Мы оба уставшие и расслабленные после секса. Шторы захлопнуты, а дверь закрыта на ключ. Мы одни.

— Ты больше не разговаривал с барменом? — я не хочу портить момент, но мне нужно знать.

Я не понимаю, почему тот сказал о моих шрамах. Бармен мог спутать меня с Яной, мы похожи друг на друга как точные идеальные копии, но шрамы… Нет, он сказал это специально. Но для чего? Это как-то связано с моей сестрой? Я гнала все подозрения прочь, чтобы не свихнуться в одиночку в номере, но невозможно постоянно отмахиваться от правды. Мы с Арманом дорого заплатим, если не сможем найти ответы на все вопросы.

— С ним сейчас трудно разговаривать. Один из парней переусердствовал и сломал ему челюсть.

Я шумно выдыхаю, а в сердце острой иголкой вонзается тревога.

— Тебе не кажется это странным?

— Кажется, — Арман кивает. — Я с Ровным ездил к нему домой. Нашел там двух детей и перепуганную жену. К ним явно приезжали до нас. Угрожали.

— Его заставили говорить?

— Да, я уверен в этом. Его подготовили ко встрече со мной, он знал, что должен сказать о шрамах и остальном.

— Но кто? Боже, Арман, я ничего не понимаю…

— Тише, тише.

— А ты уверен в Ровном? Вообще в своих людях?

— В Ровном — да, — Арман нажимает стальным голосом. — Твою сестру либо использовали вслепую, и тогда ее вряд ли оставили в живых, либо она работала на кого-то, чтобы втереться в круг Дитмара.

Я закрываю глаза, потому что не знаю, что хуже. Я больше всего на свете хочу, чтобы она была жива и невредима, но если она помогла убить брата Армана… Даже мои мольбы не спасут ее.

— Все сделано с умом, — добавляет Арман. — И с большими деньгами. Подделали документы, убрали все следы и убрали профессионально, что не подкопаешься.

Арман замолкает и, кажется, прикидывает варианты, кто это мог быть.

— Ты проверил свидетельство о смерти?

— Я нашел человека, который сейчас ищет, через кого его внесли в базы задним числом. Это может помочь. Но мне до сих пор ни хера не ясно, зачем подставлять тебя. Зачем такая сложная схема? Прятать Яну и выдавать тебя за нее. Они могли провернуть дело намного проще — избавиться от Яны и все, концы в воду.

У меня нет ответа, но еще больше меня интересует кто “они?

— А покушение на тебя? Оно не может стать ниточкой?

Я подвожу ладонь к месту его ранения.

— Твои люди упустили одного парня, но второго поймали. Да, он погиб, но у него же есть имя? Чей он человек?

Взгляд Армана заостряется, он смотрит на меня по-новому. Я замираю, не зная, что от него ожидать, но чуть выдыхаю, когда он кладет ладони на мои бедра и проводит с нажимом.

— Ты умеешь задавать правильные вопросы, — он усмехается.

— Ты выглядишь удивленным, — я тоже легонько улыбаюсь. — Думал, я только для постели гожусь?

Арман дергает меня вниз и накрывает сверху своим телом. Я оказываюсь не готова к столь стремительной перемене и инстинктивно отворачиваюсь. Срабатывает потаенный рефлекс, который еще сидит во мне и который сильнее меня, в подкорку до сих пор вбито четкое правило — мне нельзя касаться его лица, иначе последует наказание. У нас с Арманом было слишком мало нормальных минут… Я давно сбилась со счета сколько раз он брал меня, особенно в рот, но целовал он меня всего дважды.

— Катя, — Арман зовет меня и закрывает пальцами мой подбородок. — Не отворачивайся.

Он сам поворачивает меня к себе и смотрит в мои глаза.

— Ты до сих пор боишься меня, — произносит он низким голосом.