И потому все, что отец одобряет в своей дочери, его жена иее мать подвергает серьезной ревизии. Если он говорит, что она умница, то матьпроверяет — так ли это на самом деле. Если он восклицает, обращаясь к своейдочери: «Какая ты красавица!», мать проводит осмотр — так ли это? Если ему кажется,что его дочь — «молодец», ее мать инспектирует «объект» и, разумеется, приходитк обратным выводам. Потому что если отец выискивает в своей дочери достоинства,то она, неизменно и с завидным усердием, высматривает в ней недостатки. Врезультате — он видит прелести, она видит весьма сомнительные достоинства.

Мать, словно бы та мачеха-царица из сказки о спящейкрасавице и семи богатырях, раз за разом переспрашивает зеркальце, «кто насвете всех милее, всех румяней и белее», словно бы ждет, что зеркальце,наконец, одумается и перестанет поминать растущую где-то рядом, по соседству,красоту. Разумеется, во всем этом нет злого умысла, более того, мать считает,что она поступает правильно, когда указывает своей дочери на те или иныенедостатки — «А иначе кто из нее вырастет!» Эта логика кристально чиста, и вней есть здоровое зерно. Однако сейчас речь о другом: как девочке, оказавшейсяв такой ситуации, определить «правильную» форму своего поведения? Как ей понять— что она делает действительно хорошо, а чего делать не следует?

Эта странная, как правило, скрытая от глаз,разворачивающаяся подспудно ситуация конфликта целей и ориентиров, стандартов иправил играет с маленькой девочкой злую шутку. Она вынуждает ее лгать,приучаться к тому, что вести себя надо по-разному — в одних случаях так, а вдругих — иначе. И все это вместе порождает в ней невыразимую, чудовищнуюнеуверенность в себе. Право, трудно рассчитывать на себя, если с одной стороныу тебя — одобряющий отец, который если и видит недостатки своей дочери, топытается их не замечать, нивелировать, а с другой стороны — мать, котораявыискивает ее недостатки и иногда даже с жестокостью выносит их на всеобщееобозрение.

Возникший своего рода двойной стандарт — это не просторазные точки зрения. Это разные точки зрения молодой, а впоследствие и зрелой,женщины на саму себя. Ей то кажется, что она все делает правильно, что так инужно, а с другой стороны, у нее возникает ощущение, что она, напротив, вседелает неправильно и сама никуда не годится. Такой внутренний раздрай, такоевнутреннее противоречие, знакомое подавляющему большинству женщин, делает ихнерешительными, неуверенными в себе и слабыми перед ударами обстоятельств.

В женщине словно бы постоянно спорят два человека: одинговорит: «Ты все делаешь правильно! Ты все делаешь хорошо! У тебя всеполучится! Ты молодец», а другой немедля в ответ произносит прямопротивоположное: «Ты не права! То, что ты делаешь, и то, как ты это делаешь,ужасно, никуда не годится, отвратительно!» И это внутреннее метание, этидушевные сомнения, это внутреннее смятение лежат здесь — в ее детстве, в ееотношениях с родителями.

Причем даже если родители вели бы себя иначе, то есть не такименно, как я описал, то общая формула была бы такая, потому что в подсознанииженщины отец — это тот, кто одобряет и может простить; а мать — та, кто будетвсегда осуждать и видеть «дурную сторону», а если поддержит, то толькопочувствовав, что дочь сдалась.

Чувства неуверенности и тревоги зачастую создаются в нас непросто родителями, а мамами и папами, то есть женщинами и мужчинами, и также ихотношениями друг с другом. Кроме того, родители редко ведут себя в отношениинас одинаково, и то, что дает нам мать, не может дать отец, равно как инаоборот. Отсюда с неизбежностью следует вывод: травмы, которые они намнаносят, тоже разные. Так что мы страдаем и от родителей как таковых, и от папи мам. Впрочем, если мы говорим о чувстве тревоги и неуверенности, то засоответствующие комплексы мальчиков в большей степени ответственны мамы, а в случаедевочек — папы.

Зрелый человек объединяет в своей любви и материнское, иотцовское начало, несмотря на их полярность. Обладай он только отцовскимначалом — оказался бы алым и бесчеловечным. Руководствуйся лишь материнским,был бы склонен к утрате здравомыслия и не был бы способен помочь себе и другимв развитии.

Эрих Фромм

Случаи из психотерапевтической практики:

«Главное, чтобы тебя любили...»

Эта история, как и большинство других, которые встречаются вмоей практике врача-психотерапевта, началась одновременно и печально, итривиально. Красивая, обаятельная, удивительно тонкая женщина лет тридцати скопейками обратилась ко мне, поскольку жить ей больше не хотелось. Звали ее (посчастью, зовут и теперь) — Анастасия.

По правде сказать, меня всегда смущает это нежелание жить,возникшее на фоне жизненных неурядиц. Мне кажется, что оно какое-тоненастоящее, хотя я знаю, что некоторым все-таки удается свести в такомсостоянии счеты с жизнью. Это вообще странно — жизнь ведь такая штука — тебедали, чтобы ты пользовался, причем дали временно, известно, что заберутобратно. Какой смысл избавляться от нее раньше времени? По меньшей мере —напрасный труд. Ну да ладно.

Ее муж, с которым ее связывал, по большому счету, толькобрак (ребенок у Анастасии был от первого ее брака), после девяти лет совместнойжизни и охлаждения отношений пошел в загул. Без особенных последствий идостаточно «культурно». Пошел и пошел, в конце концов, это не новость длябелого света, что мужья куда-то ходят.

Иными словами, глядя на эту ситуацию со стороны, драмы невидно. А уж кончать из-за этого жизнь и вовсе странно! Почему же такая реакция?Уже нет былых отношений (даже сексуальные прервались больше года назад),чувства изменились, совместных детей нет, каждый из супругов самостоятельныйчеловек, каждый имеет профессию и хорошую работу. Почему столько боли? Откудаона?!

Секрет скрывался во фразе, которой я, признаться, поначалу дажене придал какого-то уж очень серьезного значения. «Мне необходимо чувствоватьсебя любимой! Я должна чувствовать, что я нравлюсь!» — раз за разом снеобычайной настойчивостью повторяла Анастасия. И я-таки, наконец, ееуслышал...

— Анастасия, а что для вас значит «быть любимой»? — спросиля в какой-то момент.

— Чувствовать себя любимой и жить — это для меня одно и тоже! — ответила она.

— Но не всегда же было так, что вас любили? Были, наверное,периоды, когда вы не чувствовали любви... — удивился я.

— И всякий раз я чувствовала, будто бы умерла.

— И все же, что это значит — «быть любимой»? — я решилвернуться к первоначальному вопросу.

— Чувствовать на себе заинтересованные взгляды мужчин,понимать, что ты им нравишься, что они очарованы, — стала перечислятьАнастасия.

— То есть это значит — чувствовать себя женщиной? —резюмировал я.

— Да, женщиной. Если тебя не хотят, значит — не любят.