Во-первых, если мы не признаем собственное ощущениевнутренней беззащитности, ставшее оплотом нашей постоянной скрытой тревоги, унас ничего не получится. Возможно, мы будем успешными, возможно, мы многогодобьемся, но мы будем продолжать испытывать тревогу и потому мучиться.

Во-вторых, с детских пор мы находимся в неустанном поискесвоего счастья, пытаемся вернуться в тот Эдем, из которого нас исторгли. Нодавайте задумаемся над этим — Эдема, о котором мы грезим, не было! Мы испытывалилишь ощущение Рая, так что это своего рода мираж, галлюцинация, сон. Мы можемсоздать свое счастье, сделать его собственными руками, но его не вернуть,потому что то счастье было тогда, когда нас самих еще не было, не было того«я», с которым мы себя отождествляем.

В-третьих, и это самое важное, — есть ли вообще в нас этабеззащитность? Кажется, что этот вопрос противоречит первому из утверждений,однако я задаю его совершенно серьезно. Да, мы испытываем беззащитность, нобеззащитны ли мы? Не является ли это ощущение такой же иллюзией, как ипокинутый нами Эдем?

Иными словами, если наш Рай был иллюзией, то не иллюзия лито, что мы чувствуем себя беззащитными, потеряв эту иллюзию? И что тогда всеэти наши бесконечные поиски некоего бога (у кого «настоящего», у когоподсознательного), некоей защищенности? В действительности нам не от чегозащищаться, и наша несвобода, рожденная страхом перед будущим, — такая жеиллюзия, как и иллюзия нашей беззащитности!

И вот именно это мы должны осознать: наша глубокаявнутренняя тревога — фикция, привычка тревожиться, чувствовать себя слабыми, нововсе не адекватная оценка реального положения дел. А потому если нам и следуетчто-либо искать, то прозрения, осознания того, что эта тревога — блеф, игранашего собственного психического аппарата.

Как бы ни страшно, кощунственно, странно нам было признаватьэто, но в нашей жизни не было ни Эдема, ни Рая, ни богов. Было детство, котороеуже миновало, но которое мы не сподобились отпустить вместе со всея своейтогдашней детской зависимостью, слабостью, неполнотой. Теперь мы взрослые, мыравные среди равных, и перед нами жизнь, которую мы строим собственнымичаяниями и поступками. Какой она будет? Ровно такой, какой будут наши чаяния ипоступки. И главное, что мы должны усвоить, что детство кончилось, и это оченьхорошо.

Все, что мы желаем изменить в детях, следовало бы преждевсего внимательно проверить: не является ли это тем, что лучше было бы изменитьв нас самих, как, например, наш педагогический энтузиазм. Вероятно, лучшенаправить его на себя. Пожалуй, мы не признаемся себе в том, что нуждаемся ввоспитании, потому что это беззастенчивым образом напомнило бы нам о том, чтомы сами все еще дети и в значительной мере нуждаемся в воспитании.

Карл Густав Юнг

Недоверие и неискренность

Сейчас мы обратимся к своей социальной беззащитности — кнашим отношениям с другими людьми. Проблеме не вполне осознаваемой намиконкуренции, соперничества, царящего в человеческом обществе, посвященаследующая глава; здесь же я пытался показать, почему мы испытываемподсознательное внутреннее недоверие к окружающим, почему мы не можем верить вих искренность и боимся им доверять.

Даже если у нас все в порядке с человеколюбием, где-товнутри себя мы подозреваем окружающих в возможном предательстве. Мы можемобъяснять это ощущение какими-то логическими закономерностями: «в жизни всякоебывает», «все может перемениться», «у него (нее) есть и свои интересы», «малоли что может произойти». Но это только объяснения, за которыми стоит нашеподсознание, которое просто не доверяет окружающим.

Это недоверие начинается с первого предательства — нашимиродителями. Конечно, было бы большой ошибкой думать, что они тогда, в тот день,намеренно нас предали. Более того, возможно, нам лишь показалось, что этопроизошло, но какое это имеет значение, если, как говорят, осадок остался. Они,скорее всего, просто занимались нашим воспитанием, а вот мы почувствовали, чтоони игнорируют нас и наши желания. Поскольку до этого мы, отождествляясь сосвоими родителями, никак не предполагали, что это возможно, то, разумеется,психологический эффект от этого их поступка был подобен взрыву атомной бомбынад мирной Хиросимой.

Мы испытали ужас, осознав, что самый близкий человек, которомумы бесконечно и неограниченно доверяем, может в любой момент сказать: «Твоемнение никого не интересует!» или «Есть куда более важные вещи, нежели ты!»Оскомина, реминисценция того, детского еще, ощущения предательства близкимчеловеком будет преследовать нас всю последующую жизнь. Мы будем подозреватьокружающих в наличии у них корыстных планов на наш счет, мы будем видетьподтексты их высказываний, тайные умыслы и, в конце концов, чувствоватьнедоверие к тому, что они говорят и делают «для нас».

Наши отношения с родителями — вот то, благодаря чему в нассидит какое-то смутное, но при этом тотальное недоверие к другим людям, а какследствие — к самим себе. Да и как я могу себе доверять, если я способен такжестоко ошибаться, оценивания других людей и степень их расположения ко мне. Сдругой стороны, если они относятся ко мне так — то есть могут предать,проигнорировать, — то, видимо, я на самом деле ничего из себя не представляю.Ведь если бы я представлял собой действительную ценность, то ни подлости, нипредательства они в отношении меня себе не позволили бы.

Наконец, искренность. В такой ситуации она оказывается ивовсе невозможной! Если я не доверяю другим, не доверяю себе, то о какойискренности вообще может идти речь?! Разумеется, я подозреваю окружающих внеискренности и уже тем самым становлюсь неискренним в своем отношении к ним.Поскольку же они пережили ровно такое же детство, со всеми теми детскимиоткровениями, которые так хорошо известны мне, то и с их стороны все будетточно то же самое: они будут сомневаться в моей искренности, как я сомневаюсь вих чувствах и поступках.

Таков порочный круг. Поначалу — до двух-трех лет — ябезгранично доверял своим родителям, но продолжалось это лишь до тех пор, покая не понял, что они, оказывается, могут поступать, совершенно не согласуясь смоими чувствами и моим представлением о жизни (которое я раньше считал общим,единым, одинаковым). Пережив этот ужас, прочувствовав это разочарование, яначал испытывать недоверие к окружающим и к самому себе. Все это лишило моиотношения с другими людьми искренности, я стал играть, лукавить, врать и...запутался[13].

И вот мы снова стоим перед альтернативой — продолжать житьтак, как мы жили прежде, или что-то переменить в себе и в своем отношении кокружающим. В любом случае, мы должны понять как минимум три вещи.