Неуверенность может проявляться в разных вещах. Например,кто-то из нас страдает неуверенностью, связанной со своей профессиональнойкомпетентностью, кто-то из-за своей внешности и привлекательности, кто-тосомневается в своих физических возможностях, кто-то испытывает постояннуюнеуверенность, связанную с финансами, кто-то страдает от неуверенности приобщении с другими людьми, для кого-то проблемой оказывается принятие того илииного решения. В общем, способов, которыми проявляется наша неуверенность,больше, чем нужно. Формируется же она в указанном возрасте только по двумнаправлениям, одно — общее для всех детей, другое имеет половую специфику.

Общее для нас всех чувство неуверенности обусловленотревогой ребенка, который не чувствует себя любимым. И это вполне логично. Еслиты не чувствуешь себя любимым, то и не ожидаешь, что любое твое действие будетпринято «на ура». Поскольку же никогда не известно, какая из твоих выходокпройдет с успехом и под аплодисменты, а какая вызовет бурю негодования иповлечет за собой наказание, то, соответственно, и нерешительности здесь естьгде разгуляться. И тут от пола ребенка ничего не зависит — этой психологическойинфекцией страдают и мальчики, и девочки.

Пол ребенка начинает иметь значение, когда дело касаетсяожиданий, связанных с его половым поведением (не сексуальным, а полоролевым).Девочки, по задумке, должны быть красивыми и умными, внимательными иисполнительными, чувствительными и чувственными и далее — по списку. Мальчикиже должны быть серьезными, рассудительными, терпеливыми, ответственными, выносливыми,конечно, лишенными слезных желез плюс еще два-три десятка пунктов.

Количество требований, которые предъявляются к нам как к«представителям пола» — огромно. Если же ребенку не удается выполнять данныетребования, то он испытывает неуверенность, которая распространяется не на однутолько половую жизнь, но и на многие другие сферы его жизни. Многие ли девочкиспособны отвечать всем этим требованиям на «все сто»? А мальчики? Разумеется,это почти невозможно, тем более что многие ожидания наших родителей и вовсепротиворечат друг другу.

Например, от мальчика могут требовать послушания («Если папасказал, значит, так и надо делать!») и самостоятельности («Где твояответственность — ты все должен делать сам!»), что иногда не так-то простосочетать. Можно, конечно, быть послушным и исполнительным, но в этом случаетрудно отвечать за свой поступок, да и проявить самостоятельность непредставляется возможным. Что делать? Что в этом случае — «правильно», с точкизрения родителей, а что — «неправильно»? Ответить на этот вопрос, мягко говоря,проблематично! А на кону — любовь родителей, и это уже не шутки!

От девочки же ждут, что она, например, будет одновременно ирассудительной («Ты должна это понимать, ты же девочка!»), и чувственной («Тыведешь себя, как мальчик! Ты же — девочка, ты должна быть мягче!»). Но что ейделать, если ее рассудительность не предполагает «мягкости» в том или иномвопросе? Что предпочесть? Что родители посчитают правильным в данном случае? Ине лишится ли она их любви, если ошибется в выборе? Архисложная задача длядетской психики, доложу я вам! Если же учесть, что под вопросом оказываетсясамое важное в жизни ребенка — любовь и благосклонность родителей, то понятно,что напряжение здесь титаническое.

Разумеется, родители делают все это из благих побуждений, ноитог зачастую противоречит изначальной цели. Ребенок — это не плюшевая игрушка,у него есть еще и чувства, и другие желания кроме тех, чтобы быть любимым. Каксогласовать все это — противоречивые ожидания родителей, с одной стороны,собственные желания и представления, с другой? При условии, что ожиданияродителей не содержат в себе серьезных противоречий, а собственные желанияребенка относительно малы вследствие его общей психологической слабости,возможно, малышу это и удастся. Но во всех иных случаях мы получаем идеальнуюсхему любого невроза.

В сказке, когда витязь оказывается на распутье передуказательным знаком, на котором написано: «Налево пойдешь — коня потеряешь,направо — сам не вернешься, а прямо — и не думай!» — он стоит на месте имучается проблемой выбора. Когда же такая задачка предлагается ребенку — онвстает на дыбы. И не потому что он вздорный, а потому что он в панике. Он незнает, что предпринять и как поступить, при этом что-то делать ему нужно. Вотмы и получаем «непослушного», «нехорошего», «отвратительного» мальчика илипримерно такую же девочку, которые еще сохраняют надежду быть любимыми...

Думали ли наши родители об этом внутреннем конфликте своихдетей? Боюсь, что нет. Оказывали они поддержку ребенку, оказавшемуся в такойситуации? Вряд ли. И почему мы теперь удивляемся собственной тотальнойнеуверенности во всем и вся? Удивляться абсолютно нечему! Тревога нашла способсвоего выражения — неуверенность, причем, всеобщую — ив себе, и в других, и вокружающем мире. Таков результат, с которым всем нам приходится жить.

Природа нашей неуверенности — реакции наших родителей нанаше поведение. Иногда какая-то совершенно незначительная их реплика или простомимическая реакция, которую мы, как нам кажется, даже пропустили мимо ушей и,вполне возможно, быстро забыли, могла поселить в нас тягостное чувствонеуверенности и, соответственно, тревоги. В дальнейшем нам остается ее толькоразвить и преумножить. Можно сказать, что родители, отказывая нам в поддержке ивыказывая свое отношение к каким-то нашим действиям и поступкам, даютнаправленность развитию нашему будущему неврозу.

Случаи из психотерапевтической практики:

«Нет, не принцесса. Королевна!»

Значение отца в жизни девочки необычайно велико, причем оностоль же существенно, даже если его физически нет (бросил, умер, растворился ввоздухе). Но если он есть — это или большая удача, или катастрофа, потому что,как я уже сказал, значение его в жизни девочки необычайно велико.

Катастрофы могут быть разные. Отец способен стать для дочерипрообразом идеального мужчины, которого эта женщина будет потом подсознательноискать всю свою жизнь и, разумеется, безуспешно. Тех, кого нет, как выпонимаете, найти нельзя. Но возможен и другой вариант: отец может, наоборот,дискредитировать всю мужскую братию, убедив дочь своим поведением в том, чтонастоящих мужчин в природе просто не существует. В общем, вариантов почтибезграничное множество.

И, может быть, худший из них проявляется досадной мелочью —отец, указавший на некрасивость дочери. Когда это делает мать (а матери делаютэто часто и в ряде случаев даже не подозревают об этом), девочка, разумеется,страдает, но куда в меньшей степени, нежели если это делает отец. Проще говоря,мать может говорить своей дочери, что она «страшненькая», что ее «никто замужне возьмет», что она «не получилась» и «неизвестно в кого пошла», но все этибесчисленные унизительные шутки подчас воспринимаются ребенком не столь болезненно,как одно какое-нибудь случайно брошенное отцом слово.