– А я тут лечился, – ответил он.

– От чего? – спросил Алешка.

– От скарлатины, – улыбнулся дядя Федор.

И тут до меня дошло – вот почему папа спокойно отпускает нас на всякие дела с дядей Федором.

А Лешка всю обратную дорогу был мрачен, как зимняя туча. Которая еще не решила: дождем пролиться или снегом завалить.

А дома нас ждал маленький сюрприз.

– Тебя товарищ дожидается, – как-то странно сказала мама Алешке.

– Маринка, что ли?

– Не очень, – сказала мама. – Скорее, наоборот.

– Диакеза! – догадался Лешка. – Ну, сейчас будет!

Диакеза смирно сидел на тахте, уложив руки на колени. Когда Алешка влетел в комнату, он встал и, опустив голову, внятным шепотом сказал:

– Леха, это я натворил. Случайно.

Алешка притормозил, но кулаки не разжал. Я его ни разу таким злым не видел. И на всякий случай ухватил за воротник.

– Ты дурак, Диакеза? – выкрикнул Алешка.

Диакеза вскинул голову, глаза его блеснули – то ли слезками, то ли злостью.

– Вот! Опять! Диакеза! А у меня имя есть! И никто его не помнит!

Он замолчал, и долго было тихо.

– Сам виноват, – наконец проговорил Алешка. Правда, не очень уверенно.

А я подумал: бывает так, что мы к чему-нибудь привыкаем и думаем, что так всегда было и так и должно быть. А потом вдруг что-то случается и видно, что это было неправильно. И даже жестоко. А мы этого не замечали и проходили мимо человека, который рад бы стать с тобой рядом, но не решается: возьмут и опять прогонят. Да еще и посмеются.

– Вам хорошо, – сказал Диакеза. То есть Шурик. – Вы все вместе. А я всегда один.

– У тебя родители есть, – буркнул Алешка.

– А друзей нет. С одними родителями не проживешь.

А он неглупый парень, подумал я. А может, и неплохой.

– Зачем ты это сделал? – спросил Алешка. – Кто тебя научил?

Было видно, как трудно Диакезе… то есть Шурику признаваться. Но было видно и то, что он решился и не отступит. Я даже его зауважал, когда подумал, как это непросто.

– Я отомстить хотел.

– За что? – с великим удивлением спросили мы с Алешкой в один голос.

– Дим, – вдруг сказал Шурик, – ты Лешку-то отпусти, что ты в него вцепился.

Мне это тоже понравилось. Сам в таком положении, а о своем враге подумал.

– Этот дядя Лева… он, конечно, хороший. Но вредный. Все время учит. Замечания делает. И почему-то всегда при Маринке. Достал, в натуре.

Ага, тут еще и безответная любовь.

– Я папе пожаловался. А он говорит: «Никогда никому обиды не прощай! Тогда тебя будут уважать и бояться». Бояться – это мне не надо. А вот чтобы уважали, этого хочется.

– Дальше, – сказал Алешка. Хотя он все уже знал. Почти все.

– «Ты этому дураку, – сказал папа, – что-нибудь устрой. Чтобы он понял, что обижать тебя нельзя». Он мне и подсказал: «Ты говоришь, этот Лева чай на вахте пьет? Вот и славно. Брось ему в стакан таблетку слабительную. Вот он и забегает в туалет. А директор его уволит». Мне это очень понравилось. Только я не знал, что папа таблетки перепутал. И дал мне не слабительную, а сонную.

– Ничего твой папа не перепутал, – сказал Алешка. – Он тебе дал таблетку, чтобы дядя Лева потерял сознание на посту.

– Врешь ты все!

– А ты у папы спроси, – Алешка уже успокоился. – И еще у него спроси, зачем ему Маринкина кукла?

– А я знаю? – завопил Шурик. – Он меня попросил, я и сделал.

– Хочешь, скажу? – спросил Алешка. – Знаешь, ты кто? Ты глупое орудие в хитрых руках. А ты знаешь, что твой папа приказал похитить Маринку? И она просидела в вашем подземном гараже, как царица в темнице?

– Ты все врешь!

– А ты у папы спроси.

Тут приоткрылась дверь и появилась красивая прическа на маминой голове.

– Эй, богатыри, – спросила она, – что будете делать: биться или мириться? Чайник у меня готов. Правда, к чаю ничего нет.

Алешка вдруг улыбнулся – широко и беззаботно.

– Зато у нас есть. Димка целый пакет из госпиталя украл.

– Да, – сказал я, – у нас немного плюшек осталось. Еще мандарины, еще шоколадки, печенье и вафли.

– Это не кража, – сказала мама, – это ограбление.

– Да, мам, – наябедничал Алешка, – он чуть и чайник с заваркой не утащил.

Честно скажу: я за него порадовался. Потому что у него на сердце отлегло. И туча растаяла.

В общем, мы напились чаю с больничными подарками, я помог маме убрать со стола и помыть посуду, а Лешка скрылся с Шуриком в нашей комнате и о чем-то с ним долго совещался.

Потом он его проводил до двери и очень серьезно спросил:

– Ты с кем теперь? С нами или с ними?

– С вами, – сказал Шурик.

– Ну, Дим, – Алешка бросился на тахту и задрал ноги, – начинается борьба.

– Она у тебя уже давно началась, – сказал я.

– Это, Дим, была плохая борьба. Она, Дим, была под ковром. А теперь, Дим, будем стреляться в чистом поле.

– И кто победит? – на всякий случай спросил я.

– Дети Шерлока Холмса!

Как известно, всякая борьба и каждое сражение начинаются с подготовки. Я сразу понял, что бороться будет Алешка, а подготовка ляжет на мои плечи.

– Дим, – это Алешка сказал серьезно и со всем уважением ко мне. – Ваш Бонифаций очень тебя уважает. Пишешь ты всякую фигню, а он в восторге эту фигню читает и перечеркивает.

– Что еще? – Мне захотелось схватить его за немытое ухо.

– Но он к тебе прислушивается. Ты для него как Буратино для папы Карло.

Сейчас я его за оба уха схвачу.

Но тут Алешка прикрыл поплотнее дверь и зашептал мне в ухо. Отшептавшись, он отодвинулся и с сомнением произнес:

– Хотя, конечно, вряд ли у тебя получится.

Но мне эти штуки хорошо знакомы – на слабу берет.

– Да, – будто сомневаясь, сказал я, – пожалуй, я не смогу. Задача сложная. Она большого ума и тонкой хитрости требует. Нет, Леш, мне не справиться. Поищи кого-нибудь другого.

Алешка спохватился:

– У тебя, Дим, и тонкий ум, и большая хитрость. Ты воще, наверно, станешь президентом.

Мне осталось только посмеяться и спросить:

– Что нужно сделать?

Алешка очень толково мне все объяснил.

– Леш, это опасно, – сказал я, не отказываясь.