Джереми Ред Харпер откупорил бутылку пива «Лабатт» и стал пить прямо из горлышка. Офис находился на двадцать третьем этаже, и из его выходивших на юг окон открывался великолепный вид на залив Бискейн, но Харпер привычно устремил взгляд в сторону горизонта. Где-то там находится Куба, а за ней — Колумбия. На протяжении девятисот миль, отделявших одну часть континента от другой, располагались сотни перевалочных пунктов, обитатели которых постоянно держались настороже. Меры безопасности особенно усиливались, когда начиналась транспортировка продукта, которая иногда и проходила по весьма протяженным и извилистым путям. Четыре тысячи миль на юг к Буэнос-Айресу, шесть тысяч миль на северо-восток к Мадриду, а потом снова транспортировка через Атлантику при посредстве новых «мулов». Все для того, чтобы проникнуть через американские таможенные барьеры. Иногда доставка наркотиков осуществлялась через Мексику, откуда они попадали в Техас и в Калифорнию.

Еще один маршрут — через бассейн Карибского моря. Кокаин доставлялся на парусных лодках из колумбийской Картахены на Багамские, Виргинские и прочие острова, где перегружался на другие лодки и мелкие суда, часто рыболовецкие, которые потом входили с опасным грузом в американские территориальные воды, держа путь на Флориду.

С этими перевозчиками наркотиков боролась Береговая охрана США.

Ее сотрудники вели постоянный мониторинг воздушного и морского пространства, а патрульные самолеты этой службы брали на заметку каждое подозрительное рандеву небольших судов в море. Но Береговая охрана вела войну, которую не могла выиграть. Достичь полной победы на участке океана в миллион квадратных миль с сотнями островов, принадлежащих разным странам, было практически невозможно.

И Харпер знал это лучше других.

Ему неоднократно приходилось бывать на островах Карибского моря и обниматься с местными чиновниками, которые обещали ему всю возможную помощь, но потом закрывали глаза и уши, прибегая к тактике мудрой обезьяны: «ничего не вижу, ничего не слышу». Дома он мог бы натравить на них налоговую инспекцию, поскольку эти чинуши жили явно не по средствам. Но Харпер находился за границей, где на такие дела смотрели сквозь пальцы, так что видимых изменений в ситуации не происходило. Когда он перехватывал опасный груз, чиновники поздравляли его, после чего обращались к Дяде Сэму за дополнительной материальной помощью. Когда же транспорты с наркотиками прорывались сквозь патрули Береговой охраны, они выражали ему сочувствие и получали те же доллары из других источников. За большие деньги здесь можно купить что угодно, в том числе молчаливое согласие или дружественный нейтралитет.

Реальная польза достигалась только в тех случаях, когда люди Харпера перехватывали денежные потоки, конфисковав несколько миллионов долларов за раз; в результате посредники и перекупщики не могли платить по счетам. Тогда за них бралась сама криминальная система, убирая слабое звено методом «жестокого правосудия». Но у этой гидры — сколько бы раз ни опускался на нее меч — всегда отрастала новая голова. И Харпер иногда думал, что единственным решением проблемы является легализация наркотиков. По крайней мере прекратятся преступления, связанные с наркоторговлей, причем на всех уровнях, начиная с наркобаронов из Южной Америки и кончая мелкими дилерами из Лос-Анджелеса.

В Вашингтоне начальники Харпера старались побудить правительство к активным действиям. Кое-что было сделано, но результаты оказались значительно ниже, чем ожидалось. Государственный департамент усилил давление на Колумбию — урезал экспортные квоты на продукцию ее компаний, затруднил выдачу колумбийцам въездных виз в США. Колумбийские лидеры отреагировали на эти меры довольно быстро, возопив, что этими санкциями наказывают лишь невиновных и создают предпосылки для экономического кризиса в стране, который вызовет падение местной валюты и сыграет на руку левым экстремистам. Они не без основания заявляли, что колумбийские наркобароны — только часть проблемы, а вторая ее часть — это импортеры, дистрибьюторы и потребители наркотической продукции в самих Соединенных Штатах. «Вы сначала с ними разберитесь», — говорили руководители Колумбии. И Вашингтону пришлось сменить тактику. Теперь Соединенные Штаты стали предоставлять колумбийцам крупные средства для борьбы с производителями наркотиков. Но опять-таки борьба эта шла с переменным успехом.

Оперативная группа Харпера, по стандартам ДЕА, была невелика — и насчитывала всего полдюжины агентов и имела ограниченный бюджет. Дело в том, что Медельин, на который было нацелено подразделение Харпера, теперь уже не являлся главной целью американской службы по борьбе с наркотиками. Много лет назад, когда центром Медельинского картеля являлся Эскобар, ДЕА сосредоточила все свое внимание на этом городе, где наркобароны так распоясались, что даже простые колумбийцы взбунтовались против них. Между прочим, не будь наркодельцы так жадны и жестоки, то, очень может быть, они бы и поныне находились у власти. Кокаиновый экспорт Медельина в те времена более чем вдвое превышал в долларовом исчислении весь легальный экспорт Колумбии. Но жестокости и беззакония наркомафии положили конец гегемонии Медельинского картеля.

Теперь история как бы повторялась. В двухстах милях на юг от Медельина, на высоте трех тысяч футов, в долине реки Каука расположен город Кали, основанный еще в 1536 году. Он считался одним из основных культурных и коммерческих центров Колумбии, пока туда не пришли торговцы кокаином. Они взялись за дело с таким размахом, что прежние достижения Медельина разом поблекли. Кокаин более не транспортировался на маленьких парусных лодках. Его вывозили самолетами, задействовав для этого современные пассажирские лайнеры типа «Боинг-727», которые забивались наркотиками под завязку. Полеты проходили по ночам и заканчивались в мексиканском городе Мексикали. Там кокаин перегружался на легкие самолеты и доставлялся на север Мексики, поближе к американской границе. Оттуда караваны «мулов», то есть людей-перевозчиков, транспортировали опасный груз через границу. Ясное дело, что при таком раскладе внимание колумбийских и американских наркополицейских переключилось на Кали.

Харпер же продолжал держать под наблюдением Медельин. Моралес, возглавлявший местную наркомафию, был человеком умным, образованным и скрытным. Он управлял своими людьми железной рукой и наказывал за преступления, не связанные с наркоторговлей, куда более решительно, нежели бы это сделал суд. Моралес являлся, так сказать, преступником-популистом. Его деятельность не вызывала раздражения у местного населения, и более того — стараниями наркобарона регион с некоторых пор начал процветать. По мнению Харпера, именно такие люди, как Моралес, представляли наибольшую опасность для общества и были в десять раз хуже других криминальных дельцов.

Если судить по виду из окна — а пронизанный солнцем залив с его парусными лодками и катерами, оставлявшими за кормой белый пенный след, сошел, казалось, с полотна импрессиониста, — южная Флорида являла собой райский край, где люди вели почти идиллическое существование. Но это впечатление было обманчивым, ибо на всем протяжении от Эверглейда до Дайтон-Бич ежедневно заключались сделки по купле-продаже наркотиков, которые прибывали и успешно достигали потребителя, а набитые наличностью кейсы переправлялись в офшорные банки.