Когда семичасовой поезд, направлявшийся в Цюрих, стал отходить от платформы, Лафорж механически взглянул на свои наручные часы и поморщился: стрелки показывали две минуты восьмого. Надо будет отдать часы в мастерскую, чтобы проверили.

Вернувшись поздно вечером в офис, Лафорж, воспользовавшись разницей во времени, позвонил в Колумбийский университет. Сказал, что хочет переговорить с профессором Майклом Клейтоном. Его соединили с безутешной бывшей секретаршей. Неужели абонент не знает печальную новость? — спросила она.

— Извините, не знал. — Лафорж изобразил шок и после паузы добавил, что он старый друг профессора из Сорбонны. — Когда, говорите, он умер?

— Четвертого ноября, сэр. Это была так ужасно. И так неожиданно.

— Какой кошмар! Мне необходимо передать соболезнования его семье. Вы не знаете, часом, его сын все еще живет в Европе?

— Да, сэр. В Лондоне. Хотите, чтобы я дала вам его адрес?

— Нет, спасибо. Он у меня дома. Благодарю за содействие.

Похоже, доктор Ульм оказался прав в своих предположениях.

* * *

В субботу утром Кэролайн Клейтон встала с постели рано и спустилась вниз, чтобы позавтракать с детьми и нянькой. В доме царила приподнятая, праздничная атмосфера — энтузиазм Кэролайн оказался заразительным.

— Это и вправду такой хороший дом, мама? — спросил юный Патрик.

— Сам увидишь. — Кэролайн улыбнулась. — Я уверена, он тебе понравится.

В полдевятого позвонила мать Кэролайн, чтобы поболтать с дочерью. Кэролайн сказала, что они скоро уезжают в Уилтшир, и с радостью приняла приглашение матери заехать к ней на ленч после осмотра дома. Родители Кэролайн жили всего в двадцати пяти милях от того места, которое Клейтоны планировали посетить.

В девять часов к домочадцам присоединился Том. Волосы у него влажно блестели после душа, а костюм, отличавшийся простотой и удобством, идеально подходил для загородной поездки. Том решил не говорить жене о пяти миллионах, переведенных на счет фирмы «Таурус». Поскольку он не сообщил ей ранее о своих финансовых потерях, одно как бы отменяло другое. Что же касается оставшихся тридцати семи миллионов, то о них он ей, конечно, расскажет, но не сейчас, а когда узнает правду о происхождении наследства. Он не знал, какова будет реакция Кэролайн, и решил подстраховаться.

Представитель агентства по недвижимости, которое находилось в Лондоне, выдал им ключи от дома. Несколько месяцев назад этот агент уже показывал Кэролайн дом, поэтому он согласился предоставить Клейтонам возможность осмотреть поместье самостоятельно, тем более у него не было никакой охоты тащиться в Уилтшир в субботний день. Кроме того, агент уже прощупал финансовые возможности семьи, задав Кэролайн во время предыдущей поездки несколько наводящих вопросов, и пришел в хорошее расположение духа, узнав, что ее муж работает в крупном банке в Сити.

В настоящее время поместье пустовало. Предыдущие владельцы переехали жить на Бермуды, после того как потеряли все свои британские авуары из-за рецессии.

Выехав из Кенсингтона, где находился их дом, Клейтоны уже через четверть часа выбрались на шоссе. Кэролайн вела машину на скорости восемьдесят миль в час — на десять миль выше разрешенной, но на пять миль ниже той, при которой полиция начинает проявлять к водителю интерес. Им понадобилось около часа, чтобы при типичном ноябрьском мелком нудном дождике и сравнительно скромном субботнем движении доехать до поворота на Чиппинг-Содбери, после чего они выбрались на сельскую дорогу, ведущую к Корстон-Парку.

Ворота — кованые тяжелые створки с каменными тумбами по краям — оказались закрыты. Запиравшие их массивные цепи и замок свидетельствовали, что поместье знавало лучшие времена. За воротами начиналась дорога, змеившаяся между огороженными заборчиком пастбищными участками, которые, лишенные скота и заботы, имели запущенный вид. Свежие выбоины на дороге также представлялись немыми символами царившего вокруг упадка. С наступлением весны, подумала Кэролайн, все здесь покроется буйной растительностью и окончательно приобретет черты первозданной дикости. Через пятьдесят ярдов от ворот дорога сворачивала в лес, некоторое время шла среди деревьев, а потом выходила на обширную прогалину, в центре которой высился Корстон-хаус.

Это был большой двухэтажный дом с высокой мансардой, выстроенный из котсуолдского песчаника. Разбитые вокруг здания цветники, как и все прочее здесь, демонстрировали признаки запустения, но могли быть при известном трудолюбии и приложении рук восстановлены. Клейтоны остановились у главного входа, и, пока Том отпирал двери, дети носились с радостными криками по покрытому галькой двору.

Дубовая дверь наконец со скрипом отворилась, и из черного провала повеяло затхлостью, что характерно для заброшенного жилища. Второй характерной чертой была темнота, которая встретила их внутри, но Кэролайн сразу стала раздергивать шторы, и в скором времени серенький свет осеннего дня проник в помещение и вернул его к жизни. Несмотря на почти полное отсутствие мебели, интерьер дома оказался даже более внушительным, нежели экстерьер. Из квадратного холла на цокольном этаже можно было пройти в пять различных гостиных слева и справа от входа. Доминирующим элементом являлась грандиозная лестница, уходившая вверх в задней его части, затем на первом этаже она раздваивалась и уводила в левое и правое крылья на втором этаже здания. Длинные коридоры по обеим сторонам лестничной площадки вели в шесть спален и две ванные комнаты. Коридоры заканчивались менее амбициозными лестницами, позволявшими подняться на верхние этажи, не возвращаясь к главной лестнице, и предназначавшимися также для обслуживающего персонала и переноски домашних припасов.

Кэролайн открыла двойные двери справа от входа и, начав раздергивать и поднимать шторы, исполненным энтузиазма голосом позвала Тома.

— Ты только взгляни на это!

Комната и впрямь была великолепна: она имела пятьдесят футов в длину, то есть занимала почти весь цокольный этаж, если не считать холла, и тридцать футов в ширину, а также обладала богато орнаментированными потолком и стенами. В дальнем ее конце находился огромный камин, облицованный плитами каррарского мрамора, которые, весьма возможно, являлись свидетелями куда более отдаленных и более благополучных времен. Метой же времен нынешних стала поленница сухих дров возле камина и набросанные поверх нее старые газеты. Когда-то в помещении находились и замечательные старинные канделябры, но были проданы вместе со всей обстановкой прежними владельцами.

Однако несмотря на весь этот печальный антураж в окружении ободранных стен, дом казался вполне добротным сооружением. Несколько лет назад, во времена рецессии, его можно было приобрести за полмиллиона, теперь же за него просили миллион. Но если бы продавец обставил презентацию чуть лучше, то вполне мог бы взять за дом и большую сумму. Но прежние владельцы были далеко, а те, кому он перешел за долги, хотели побыстрее сбыть его с рук. Для них Корстон-Парк являлся обузой, закладом, который требовалось обратить в наличные. Так что миллион представлялся Тому вполне справедливой ценой, и он собирался ее заплатить.