Его первой реакцией было лично отнести письмо Аккерману, но по зрелом размышлении он решил этого не делать и поступить с бумагой согласно заведенному порядку. Написав на бланке «Аккерману Ю., комната 543» и прикрепив его скрепкой к письму, Бруно положил документ на поднос для исходящих бумаг, который должны забрать у него в двенадцать сорок. Потом, продолжая улыбаться, он занялся текущими делами. Возможно, подумал Хехст, ему удастся уйти на ленч вместе с Аккерманом и уехать в одном лифте — только для того, чтобы полюбоваться на его физиономию.

Но Аккерману спускаться на лифте в привычное для него время не пришлось. Ему было просто не до ленча, поскольку в час дня он сидел в кабинете Брюггера, созерцал его напряженное, злое лицо и размышлял о превратностях судьбы. Когда он вошел, вице-президент Брюггер указал ему на стул и, словно напрочь забыв о его присутствии, сосредоточил все свое внимание на лежавших на столе бумагах. Что бы ни случилось, думал Аккерман, несправедливо возлагать всю вину на него одного. Он знал, однако, что банку время от времени требовались козлы отпущения, и считал, что отнюдь не застрахован от этой роли.

Неожиданно дверь распахнулась и в комнату вошли двое. Их появление никак секретаршей не анонсировалось, что было явным нарушением этикета. Более того, эти люди даже не соизволили постучать и вошли в кабинет с таким видом, как если бы банк принадлежал лично им. Аккерман узнал Вальтера Лафоржа, начальника отдела безопасности, за которым следовал, отставая на шаг, монументальный, ростом под семь футов, доктор Ульм, председатель правления банка и его директор. Брюггер сразу же встал и сделал шаг в сторону от своего плюшевого кресла, уступая место высокому начальству. Кое-как устроив в кресле свое огромное тело, доктор Ульм одного за другим обозрел присутствующих. Его серые, со стальным оттенком, глаза не выдавали никаких эмоций, угольно-серый костюм был сшит у лучшего лондонского портного, а неброские наручные часы произведены лучшей в Швейцарии фирмой «Патек Филипп». Словно по контрасту с ним Лафорж носил легкомысленный зелено-оливковый костюм и летний желтый галстук, но легкая седина на висках говорила о том, что его моложавая внешность обманчива. Кстати сказать, Лафорж, в отличие от всех, кто находился в комнате, не был банкиром. Он просто работал на банк.

— Итак, Аккерман, объясните нам, что все это значит. — Тон Ульма был вроде бы доброжелательным, но Аккерман не обманывался на сей счет, ожидая для себя самых серьезных неприятностей.

Тем не менее он ничем не выдал своего беспокойства и рассказал об этом деле во всех подробностях, не упустив ничего. Он начал с телефонной договоренности о первой встрече с Клейтоном и закончил моментом, когда американец ушел из банка, подписав все бумаги. Он не налегал на то обстоятельство, что обсудил основные пункты сделки с доктором Брюггером, но, естественно, не забыл упомянуть об этом. Избегая взгляда последнего, он поведал также о результатах проведенной в Нью-Йорке проверки, привел все связанные с нею имена, указал время контактов и выложил на стол копии полученных из-за океана документов.

Когда Аккерман закончил свое повествование, Ульм посмотрел на Брюггера, который в подтверждение слов подчиненного кивнул.

— Это письмо… — вмешался в разговор Лафорж. — Когда оно пришло?

Аккерман кашлянул, прочищая горло.

— Его получил сегодня утром один из моих коллег, господин Хехст, и передал мне с очередной партией почты.

— Кто это, Хехст?

— Сотрудник, занимавшийся ранее этим счетом, сэр, пока я не получил в прошлую среду указание от доктора Брюггера взять его себе.

— Я бы хотел переговорить с ним, — сказал Лафорж, ни к кому конкретно не обращаясь, будто делал некое официальное заявление.

Ульм, который в этот момент просматривал бумаги, лежавшие на столе Брюггера, передвинул их по столешнице к Лафоржу и повернулся к Аккерману:

— Вы разговаривали с кем-нибудь об этом счете?

— Только с доктором Брюггером, господин председатель.

— Хорошо. Вы и впредь ни с кем не будете обсуждать эту проблему. Ясно?

— Так точно, господин председатель.

— Что бы мне хотелось знать прежде всего, — Лафорж, вынув из папки листок бумаги, не отводил от него глаз, — как мертвец мог написать это послание?

Все повернули головы в его сторону и с недоумением посмотрели на Лафоржа.

— Прошу вас, Вальтер, объясните, что вы имеете в виду, — проворчал Ульм.

— Восемнадцатое ноября! — Лафорж помахал в воздухе письмом. — Послание, в котором профессор Майкл Клейтон предлагает нам закрыть счет, датируется восемнадцатым ноября. — Начальник службы безопасности передал бумагу Ульму. — Об этом же свидетельствует марка на конверте. — Он продемонстрировал председателю также и конверт с маркой.

Прежде чем кто-либо успел среагировать на это сообщение, Лафорж вынул из папки копию свидетельства о смерти Майкла Клейтона и объявил:

— Четвертое ноября! — Затем он повернулся к Аккерману: — Вы проверили подпись?

— Разумеется, сэр. Как же иначе? В тот же момент как получил письмо. Она… хм… показалась мне подлинной.

— Ну что ж, мы, разумеется, снова проверим ее.

— И что же вы думаете по этому поводу, Вальтер?

— Возможно, мы имеем дело с подделкой, господин председатель. Но может быть, что это письмо с открытой датой. — Лафорж приблизил к глазам листок и тщательно исследовал взглядом отпечатанный на компьютере текст. — Иногда так делают. Но разумеется, — сказал он со значением, — держатель документа потом датирует его задним числом. Чего в данном случае, как мы видим, не наблюдается.

— На мой взгляд, сэр, в этом деле наличествует еще одно любопытное обстоятельство, — вступил в разговор Аккерман.

— Говорите, — быстро отреагировал на его реплику Брюггер, воспользовавшись удобной возможностью подчеркнуть, что он в этой компании тоже не последний человек.

— Я имею в виду бенефициариев этой транзакции, являющихся держателями счетов «Креди Сюисс»…

— То есть господ Суини, Таллея и Макэндрюса? — уточнил Лафорж, прочитав эти фамилии в письме Майкла Клейтона.

— Да, сэр. Это та же адвокатская контора из Нью-Йорка, которая подтвердила смерть профессора Клейтона, когда туда обратился мистер Ислер.

— Ислер? — переспросил Ульм.

— Он работает в нашем нью-йоркском офисе, — пояснил Брюггер. — Я дал ему указание лично проверить все факты, что он и сделал.

— Понятно. В таком случае это подделка… Да, Вальтер?

— Я должен все как следует проверить, сэр. Кроме того, мне надо переговорить с Мартелли из «Креди Сюисс».

Никто не стал оспаривать его слова. Тайна вкладов являлась одним из основополагающих принципов швейцарского банковского законодательства, и необоснованное разглашение сведений по поводу того или иного вклада могло рассматриваться как преступление. Но в Швейцарии нет большего преступления, нежели жульничество в банковской сфере. На такие вещи за границей швейцарцы не обращали внимания, но в данном случае просматривалась явная попытка совершить мошеннические действия здесь, в Цюрихе! В качестве злоумышленников могли рассматриваться или новый клиент банка Том Клейтон, в случае если деньги не принадлежали ему, или те люди, которые хотели снять деньги со счета и перевести в Женеву. При таких условиях Лафорж, стремившийся, не поднимая шума, перемолвиться словом со своим коллегой из родственного финансового учреждения, мог рассчитывать на полное понимание с его стороны, ибо упомянутый Мартелли и сам в прошлом обращался в ЮКБ за такого рода услугой.