– Но ведь раньше… – начала миссис Морели-Джонсон.

– Банк потребовал эту бумагу… Мне не хотелось беспокоить вас, но…

– Пустяки, Крис. Я так благодарна вам за помощь.

Она подписала, и Паттерсон тут же подсунул ей следующую бумагу.

Свершилось, облегченно вздохнул Паттерсон. Теперь ему есть чем убедить Феллоуза.

Покончив с документами, миссис Морели-Джонсон начала о чем-то говорить, взяв Паттерсона за руку. Тот слушал вполуха, но улыбался, вовремя поддакивал и думал о том, когда же его отпустят.

Но тут на террасе появился Бромхед.

– У вас осталось десять минут, мадам. – И он с достоинством поклонился.

– Видите? – Миссис Морели-Джонсон похлопала Паттерсона по руке. – Ни на секунду меня не оставляют в покое. Пообедайте со мной завтра. Жду вас в восемь вечера. Ко мне придут несколько друзей.

– Благодарю вас… с удовольствием. – Паттерсон собрал бумаги и положил их в бриф-кейс.

– Форма одежды – парадная, – напомнила ему миссис Морели-Джонсон, когда при прощании он поцеловал ей ручку.

Паттерсон кивнул Бромхеду, который в ответ лишь склонил голову, и выскользнул из квартиры, радуясь тому, что не столкнулся с Шейлой.

Приехав в банк, он собрался с духом и, вооруженный письмом, направился в правовой отдел.

В тот день удача благоволила к нему. Ирвинг Феллоуз уехал из банка четверть часа назад, получив известие, что его старший сын упал с дерева и сломал руку. Секретарша Феллоуза, некрасивая толстуха, смотревшая на Паттерсона, как на кинозвезду, отдала ему запечатанный конверт с завещанием миссис Морели-Джонсон в обмен на подписанное ею разрешение.

Джеральд Хэмметт лежал на кровати, вслушиваясь в непрерывный шум набережной: гудки автомобилей, визг тормозов, крики торговцев, женский смех.

Скука доводила его до белого каления, он клял себя за то, что согласился на предложение Бромхеда. Если б не Шейла, он давно бы прыгнул в автобус и уехал в Майами. Но Шейла притягивала его, как ароматный цветок – пчелу. Таких женщин, как Шейла, у него раньше не было. Остальные вели себя иначе, грубо, развязно, как обычные шлюхи. Шейла ничем не походила на них. Только ее мог по праву назвать своей женщиной. Она, конечно, тоже капризничала, но от женщин он не ждал ничего другого. Бывало, она презирала его. И это он принимал как должное, потому что частенько презирал себя сам. Если бы он задался вопросом, почему эта спокойная, уравновешенная, на несколько лет старше него женщина так привязалась к нему, едва ли ему удалось бы найти убедительный ответ. Поручиться он мог лишь за одно: в постели она вела себя так, будто полностью принадлежала ему, с другими женщинами такого чувства он не испытывал. Когда же любовные игры заканчивались, она вновь словно отстранялась от него, но Джеральда эта перемена особо не волновала. Он знал, что, попав в постель, она будет вновь безраздельно принадлежать ему. А как она возбуждала его! И вообще, их отношения напоминали игру в кости. Никогда не знаешь, что выпадет на этот раз. Именно такая жизнь ему и нравилась. Он ненавидел рутину. Не желал знать сегодня, что будет делать завтра. И в этом смысле Шейла вполне устраивала его. Она могла проснуться и даже не взглянуть на него. А могла наброситься, как пантера, кусая в плечи, впиваясь ногтями в спину, чтобы потом слиться с ним в едином порыве.

Его передергивало от одной мысли о том, что этот симпатичный банкир может оказаться в ее постели. Он просто ревновал. Ну почему она придает такое значение деньгам. Лучше б он не встречался с Бромхедом. И уж во всяком случае, не следовало соглашаться с его планом. До появления Бромхеда Шейла принадлежала ему в любое время дня и ночи, им было так хорошо вместе. Но пришел Бромхед, и все изменилось.

Допустим, план Бромхеда сработает, думал Хэмметт, уставившись в грязный потолок. Что он будет делать со всеми деньгами, которые, по словам Бромхеда, достанутся ему? Плевать он на них хотел. Шейла, еда, пара комнат, машина, пусть даже не очень хорошая, вот и все, что требовалось ему от жизни. И вообще, кому нужна хорошая машина? Что за удовольствие садиться за руль, зная наверняка, что от поворота ключа мотор заведется и колеса будут крутиться. Куда интереснее иметь развалюху, да еще с норовом. Которая может завестись сразу, а может и потребовать, чтобы желающий ехать на ней покопался в ее внутренностях. А с этими чертовыми деньгами, обещанными Бромхедом, все пойдет по-другому. Шейла-то настоит, чтобы машина была новая, неломающаяся, есть они будут в дорогих ресторанах, спать на чистых простынях, рубашку придется менять по три раза на день… всего этого Джеральд терпеть не мог.

Его уже тошнило от этого купающегося в роскоши, вонючего города. Человеку тут оставалось только одно занятие – тратить деньги. Шага нельзя ступить, не заплатив. Поневоле озвереешь. Джеральд смахнул пот с лица и усмехнулся. Он пригрозил Шейле, что та должна приходить к нему каждую ночь, иначе он выйдет из игры. И, наверное, впервые увидел, как в голубых, подернутых туманом глазах мелькнула тревога.

– Ты будешь приходить ко мне каждую ночь, или я завязываю, – твердо заявил он ей. – И приходи в парике… он меня возбуждает. Если ты не придешь завтра, я уезжаю. Сыт по горло этим городом. Повторяю, каждую ночь!

Хэмметт полагал, что нашел правильный тон. Они повязаны друг с другом, и без него все усилия Шейлы и Бромхеда пойдут прахом. Теперь он считал себя вправе что-то требовать от нее. И соглашался мириться со скукой в этой клоаке при условии, что Шейла будет принадлежать ему каждую ночь.

Он взглянул на дешевые наручные часы. Без двадцати пять. Бромхед в это время вез миссис Морели-Джонсон на партию в бридж. Старушка с большим трудом могла разглядеть карты, но ее подруги привыкли к этому и терпеливо ждали, потому что, поняв, что у нее на руках, играла она ничуть не хуже их. Паттерсон как раз выходил из банка. Завещание миссис Морели-Джонсон лежало у него в бриф-кейсе. Шейла, включив магнитофон, вслушивалась в голос Паттерсона: «Я, Кристофер Паттерсон…» Ее глаза сверкали. Она не сомневалась, что банкир сделает все, что от него потребуют.

В дверь постучали, и Джеральд нахмурился. Кого это принесло, подумал он. Наверняка не Шейла… слишком рано. А больше он никого не хотел видеть, поэтому не сдвинулся с места. Стук повторился. Джеральд даже не шевельнулся. Ручка повернулась, и он усмехнулся. Дверь-то заперта. Ручка вернулась в прежнее положение, вновь в дверь постучали. Джеральд ждал. Незваному гостю тут делать нечего. Он ждет только Шейлу, а уж она бы позвала его. Скрежет за дверью заставил Хэмметта сесть. А в следующее мгновение дверь приоткрылась и какой-то человек проскользнул в комнату, мгновенно затворив за собой дверь.

Такого громадного негра видеть Джеральду еще не доводилось. Прямо-таки гора черной кожи и мышц. Он буквально заполнил собой маленькую жаркую комнату. Губы его разошлись в широкой улыбке, блеснули белоснежные зубы. Темно-фиолетовый свитер под горло, черные джинсы. Чисто выбритая голова. Налитые кровью, не знающие покоя глаза. Шрам на щеке, от уха до подбородка. Неудивительно, что Джеральд до смерти перепугался.