Проехав городок, молодая пара запарковалась на холме и принялась ставить брачный шатер в поле с видом на море. Шатер был оранжевого цвета; его полотна крепились к новомодным полым шестам, которые вставлялись друг в друга.

Поставив шатер, они легли внутри под толстым одеялом, и сами собой потекли истории. Где-то за стенами шатра ветер уносил облака на морские просторы.

Заяц прыгнул ко входу, но тут же убежал в густые заросли.

После близости ее тело трепетало. Она прижалась к нему. Он прислушивался к звукам ночи и моря, обволакивающего ледяными объятьями огромные валуны, шуму белой соленой пены, треску смываемых прибоем рачков.

Наутро отец Уолтера приготовил завтрак из привезенных продуктов – еду цыганскую, до последней капли.

Пока полдюжины сосисок шкворчали и постреливали на сковородке, покрываясь золотистой корочкой с одной стороны, мать Уолтера услышала тихий всплеск. Она умывалась у живой изгороди кустарника. Вода была мышиного цвета. Она обернулась и посмотрела на шатер – его мандариновые бока парусили на ветру на темно-зеленом контрасте кустарника. Мать Уолтера вернулась к умыванию. В тот день ветер дул изо всех сил.

Потом отец Уолтера услышал что-то – слабый крик вдалеке. Подняв взгляд от сковородки, он увидел две точки на скале в нескольких сотнях ярдов. Он уронил вилку в траву и побежал. На краю скалы стояли двое детей с пустой коляской. Тот, что постарше, пошатываясь от напряжения, смотрел на воду.

В этот момент второй малыш закричал.

Что-то всплыло и закачалось на волнах, не менее чем в ста футах внизу, под скалами.

Вода отливала темной зеленью.

Отец Уолтера скинул сапоги и прыгнул.

Когда он входил в воду, в его правой ноге треснули несколько костей.

Он пропал на глазах своей жены. Она открыла рот, чтобы закричать, но не смогла произнести ни звука.

Все посчитали их погибшими, поскольку от них не осталось ни следа. Полиция снарядила катер. Но не нашли ни носка, ни детского ботинка. Ни следа.

Полиция отвезла мать Уолтера в дом, где жили дети; ей налили чаю, к которому при других обстоятельствах она бы не притронулась, соблюдая цыганский обычай.

Мать детей села к ней совсем близко. Со временем они взялись за руки.

Дети сидели у их ног.

Они не двигались, устремив взгляд в пустоту.

Тяжелая деревенская дверь впускала все новых родственников. Люди начинали с крика, но быстро понижали голос. Холостой дядя рыдал в кулак. Затем две родственницы подошли к цыганке на стуле. Они погладили ее по плечу, коленям, а потом крепко обняли, так как не осталось ничего другого – ничего, кроме слепых, нежных, бессловесных прикосновений.

Наверху раздался звук бьющегося стекла.

Мужские голоса.

Что-то тяжелое упало на пол.

Время текло, не замечаемое никем.

И вдруг – чудо.

Почти полночь, и полиция стучит в дверь.

Загораются огни.

Люди на стульях оживают.

Огонь горит с кроваво-красным отливом.

Снова раздаются крики, но другого толка – с заднего сиденья полицейской машины выводят мужчину и маленькую девочку.

Он – темный. Цыган. Ребенок крепко держится за него.

Они завернуты в толстые покрывала. Оба всклокочены. От страха девочка не сводит глаз с Цыгана, который прыгнул со скалы, чтобы спасти ее. Его лицо окаменело. Он все еще не может до конца поверить, что остался жив. Когда он наконец видит свою жену, он разрешает себе поверить, что это не сон, не прелюдия к загробной жизни.

Мать бросается к испуганной малышке, потеряв туфлю на ходу. Ребенок тянет к ней ручки и, уткнувшись в знакомую грудь, наконец заходится рыданиями и криком.

Мать Уолтера бьет мужа по лицу и тут же покрывает его поцелуями.

Дорога к дому освещается фарами новых гостей.

На кухне слышен стук чашек.

Дом наполняется радостью.

Мужчины тормошат друг друга за волосы.

Люди прыгают и кричат.

Где-то бьется стекло.

Кто-то поет.

Цыгана с девочкой нашли на дороге, ведущей вверх по скале к городку. Их смыло на несколько миль от того места, где ребенок упал в воду. Отлив оттащил их от скал.

Его руки, ободранные до крови, горели.

В его черных глазах светился яростный огонь желания выжить.

Намокшая одежда тянула их на дно.

Наконец мужчину и ребенка вынесло на отмель, и они смогли добрести до берега сквозь пену прибоя.

Отец Уолтера потерял счет времени. Возможно, прошли года. Возможно, они остались одни на всей планете. Возможно, они будут теперь жить вместе. Такие мысли посещали его, пока ребенок все кашлял, и кашлял, и кашлял водой.

Отец Уолтера снял с девочки одежду и прижал ее замерзшее тельце к своему, спрятав ее в своей одежде так, что только голова торчала наружу. Когда ее тело напиталось его теплом, она успокоилась и заснула.

Она была жива, он чувствовал это. Он слышал ее дыхание. Он чувствовал ее жизнь, сросшуюся с его собственной.

Наконец вдали показалась машина. Отец Уолтера помахал из последних сил.

«Пошел прочь, цыганское отродье», – крикнул водитель через окно.

Снова пешком.

Потом им попался старый фермер с фургоном, полным овец.

Он был на войне и мгновенно распознал вид отчаяния в фигуре человека в свете фар.

Фермер увидел, что мужчина, бредущий по темной дороге, промок насквозь. Потом он увидел вторую голову. Съехав на обочину, он помог им залезть в фургон, отпустив для этой цели пару овец. И помчался домой, не останавливаясь даже, чтобы закрыть ворота.

Его жена принесла одеяла. Огромные куски сахара в фарфоровых чашках с чаем.

Фермер глядел на огонь и думал, что им стоит остаться на ночь.

Только после того, как Уолтер перестал дрожать, он смог рассказать фермеру, что маленькая девочка – не его дочь, что он нашел ее на глубине, в холоде черного водоворота, где их руки сплелись, словно две лозы, которым суждено было быть вместе навсегда.

Фермер выслушал его с очень серьезным видом.

Его жена позвонила в полицию с телефона в коридоре.

На следующий день, когда мать и отец Уолтера складывали свой оранжевый шатер, через открытые ворота на поле выехали несколько старых «Лендроверов». Потом еще несколько машин. Даже полицейская среди них. Мать Уолтера помогла мужу подняться. Его нога была забинтована. Ему казалось, что в его ноге осы свили гнездо.

К ним направилась большая группа людей, во главе с детьми со скалы и их родителями. Толпа остановилась в нескольких ярдах, и отец девочки подошел к отцу Уолтера. Он встал напротив него и протянул руку. Когда отец Уолтера наклонился вперед, чтобы пожать ее, молодой отец девочки просто взял и обнял его. Кто-то из толпы захлопал. Полицейский снял шляпу. Женщины перекрестились поверх своих анораков.