Та сглотнула.

– Я… я верно и преданно служу мистеру и миссис Бенсон, – с какой-то отчаянной гордостью прошептала она.

– Верно, – сказала миссис Норидж. – Вот только верность и преданность, Милдред, не искупают бессердечия. Леди Глория поняла, что не сможет отобрать у вас ключ силой, и тогда решила действовать хитростью. Ее план был гениально прост.

– Откуда ты знаешь о ее плане? – не удержался Фрэнк, перестав стонать. – Ты помогла ей сбежать, чертова ворона?

– Заткнись, Фрэнк! – яростно процедил мистер Кэдиш.

Гувернантка пожала плечами:

– Миссис Кэдиш справилась и без меня. Я поняла, что она придумала, когда увидела следы клея на решетке, лоскутки, перчатки и шляпку.

– Вы смеетесь над нами? – пробормотала Юджиния.

Миссис Норидж взглянула на них с легким сожалением.

– Леди Кэдиш не собиралась прятаться или нападать на служанку. Она использовала самые простые человеческие инстинкты. Ей удалось выпросить лоскутки, и она набила ими перчатки, чтобы казалось, будто они надеты на руки. Затем распахнула створки окна и закрепила снаружи на подоконнике шляпку так, чтобы от двери была видна только верхняя часть с цветами. Вы понимаете, мистер Кэдиш?

– Признаться, пока нет…

– А если я скажу, что обе перчатки она приклеила к нижнему пруту решетки, слегка согнув набитые пальцы? Станет ли картина яснее?

Тимоти Кэдиш покачал головой.

– Боюсь, что я все равно не понимаю…

– Тогда представьте, что вы женщина средних лет, не слишком сообразительная и расторопная. Вы входите в комнату старой леди, не ожидая ничего плохого.

Тимоти Кэдиш взглянул на Милдред, слушавшую с открытым ртом, и кивнул.

– Как только вы вошли, непременно нужно запереть дверь на ключ. Это правило установлено именно для того, чтобы узница не сбежала, воспользовавшись замешательством своей тюремщицы. Но едва только вы входите в комнату, как в глаза бросается распахнутое окно, две перчатки, которые держатся за решетку, и между ними – верхушка шляпки с цветами. Какой будет ваша первая мысль, сэр?

– Боже милостивый! – воскликнул Тимоти Кэдиш, глядя перед собой. – Я подумаю, что за окном кто-то висит, вцепившись в решетку!

– Верно, сэр. Вы не подумаете о том, что пространство между прутьями слишком мало для того, чтобы между ними пролез человек. Милдред сделала то, что сделал бы почти любой в этой ситуации, – она бросилась к окну.

– Оставив незапертой дверь!

– Разумеется. За ней пряталась леди Кэдиш, которая бесшумно выскользнула и исчезла.

Наступившую тишину нарушил пронзительный вопль Юджинии:

– Милдред! Это правда?!

Служанка попятилась, отрицательно мотая головой.

– Конечно, правда, – пожала плечами миссис Норидж. – Увидев болтающиеся снаружи перчатки и шляпку, Милдред еще некоторое время стояла, не понимая, что ее провели. И только потом бросилась закрывать дверь. Если бы тогда подняли тревогу, то леди Кэдиш поймали бы. Но вы, Милдред, страшно перепугались и от испуга стали хуже соображать. Кроме того, для таких людей, как вы, важнее выглядеть безупречно, чем выполнить поручение. Поэтому вы поспешно оторвали от решетки перчатки и шляпку и бросили вниз, надеясь, что никто не догадается, какую роль они сыграли. И лишь тогда начали кричать и звать на помощь. Когда мы заметили на траве вещи и отправили вас за ними, вы по дороге вынули из перчаток тряпки и бросили на землю, чтобы никто не догадался, как вас провели.

Миссис Норидж помолчала и добавила:

– Не странно ли, что женщина, которую вы считали глупой и потерявшей рассудок, перехитрила вас с легкостью…

На поиски были брошены все слуги. Но и час спустя их усилия не принесли результатов. Глории Кэдиш не было ни в саду, ни возле старого дуба, ни у прудов, где когда-то маленький Тимоти ловил рыбу.

Мистер Кэдиш, который за этот час, казалось, состарился на десяток лет, приказал проверить дно обоих водоемов.

– Если с ней что-то случилось, Юджиния… – бесцветным голосом начал он.

Тимоти не закончил фразы.

– Мы найдем ее, – сдерживая дрожь, пообещала Юджиния. – Мы сделаем все, чтобы…

– Здесь что-то есть! – донесся крик с одной из лодок.

Сын Глории Кэдиш сделал несколько шагов и остановился. Миссис Норидж видела, какого усилия ему стоило держать себя в руках.

– Сэр, я уверена, что это не леди Кэдиш, – тихо сказала она, поравнявшись с ним.

– Господи, я никогда не прощу себе, если…

Он стиснул зубы.

– Мистер Кэдиш, у леди Глории был план, и она следовала ему. Надо лишь понять, чего она хотела.

Слуги подцепили баграми то, что было на дне, и подняли на поверхность.

– Надеюсь, вы правы, – сказал Тимоти, овладев собой.

Они ускорили шаг и через минуту оказались на берегу. Отсюда было видно, как двое мужчин втащили в лодку какой-то пестрый тюк, с которого текла вода.

Несколько секунд прошли в гнетущей тишине.

– Это старое тряпье! – крикнул наконец один из багорщиков.

Раздались облегченные восклицания.

Тимоти Кэдиш разжал кулаки и сказал лишь:

– Ищите дальше!

…Миссис Норидж поднялась в свою комнату и взяла со стола письмо, которое не успела отправить Тимоти Кэдишу. Она порвала его и задумчиво смотрела, как разлетаются мелкие белые обрывки.

Глория Кэдиш… Неужели бедная старая леди и впрямь покоится на дне пруда, уйдя в воду, как когда-то чуть не шагнула в облака?

Эмма не хотела в это верить.

К тому же было что-то в ее беседах с леди Глорией, что постоянно напоминало о себе, словно далекий звон колокольчика. Но тщетно миссис Норидж прислушивалась к нему – воспоминание не поднималось на поверхность из омута памяти.

Эмма села за стол. Она думала о маленьком Тимоти Кэдише, и пальцы сами выложили на столе из обрывков письма какую-то фигуру. Жираф или зебра, или, может быть, лошадь…

– Лошадь? – сказала миссис Норидж.

И вскочила. Она вспомнила, о чем говорила ей Глория Кэдиш.

Гувернантка смахнула обрывки на пол и выбежала из комнаты.

Тимоти Кэдиш издалека увидел высокую фигуру в черном, торопящуюся к нему, и сердце его забилось сильнее.

– Миссис Норидж! Что-то случилось?

– Лошади, мистер Кэдиш, лошади! – проговорила запыхавшаяся гувернантка.

– Что, простите?

– У вас в детстве были лошади?

– Конечно, – растерянно сказал Тимоти. – Конюшни и сейчас на месте. Я, правда, боялся лошадей. Как следует ездить я выучился только в юности.