— Майя, я боюсь… — проговорил Затонский и опасливо огляделся по сторонам. — За мной следят…

— И что, ты думаешь кого-то обмануть таким маскарадом? — Майя Антоновна усмехнулась. — Я тебя узнала с другого конца зала. Если уж ты хотел сменить внешность, делал бы это аккуратнее.

«Здравая мысль, — отметил про себя Маркиз, — толковая женщина, эта Майя Антоновна. Зараза, конечно, первостатейная, но не глупа…»

— Ну, ты же меня знаешь много лет… неудивительно, что ты меня узнала… — выдавил из себя Затонский.

— Да уж… — Директриса вздохнула. — И кто же за тобой следит?

— Это связано с тем самым делом… ну, с тем… ты же сама знаешь, что вслух об этом говорить нельзя…

— Ладно, короче. Зачем ты меня позвал? Ты же знаешь, мне некогда! У меня много дел!

— Майя, но мне очень нужна твоя помощь! — Голос клиента стал умоляющим. — Ты знаешь — кроме тебя, мне не к кому обратиться!

— Что тебе нужно на этот раз? — вздохнула директриса.

— Папка…

— Какая папка? О чем ты говоришь?

— Ты знаешь о чем! Мне нужна папка с делом Чюрлениса.

— Что?! Об этом не может быть и речи!

— Но, Майя, для меня это вопрос жизни и смерти! Пришло время достать эту папку и обнародовать те материалы! Только так можно спастись!

— Я не хочу об этом даже разговаривать! Эта папка — мой страховой полис! Пока она хранится в надежном месте, у меня все будет в порядке!

— Майя, ради всего святого! Ради нашего прошлого! Я больше не выдержу такой жизни!

— Я и так постоянно вытаскиваю тебя из неприятностей! Мне это, в конце концов, надоело! — рявкнула Майя Антоновна, но тут же оглянулась и понизила голос.

— Но Майя… только ты можешь меня спасти! Неужели ты мне не поможешь?

— Ты должен научиться держать удар! Я не могу вечно нянчиться с тобой!

— Так ты не отдашь мне эту папку?

— Даже не надейся! — Майя встала из-за стола и, печатая шаг, покинула кафе.

Затонский какое-то время сидел, глядя прямо перед собой, потом расплатился и направился к выходу.

Леня бросил на стол купюру и последовал за ним. Однако в дверях задержался, делая вид, что разговаривает по мобильному телефону, сам же краем глаза следил за подозрительным клиентом.

Выйдя на улицу, Петр Порфирьевич (если, конечно, это было его настоящее имя) опасливо огляделся и стал голосовать. Однако, когда рядом с ним остановилась машина, он шарахнулся от нее, как черт от ладана. Смуглый водитель пожал плечами и уехал.

Затонский снова поднял руку и на этот раз сел в подъехавший старенький серый «опель». Едва машина тронулась, Маркиз поехал следом.

«Опель» миновал Сенную площадь, свернул на Московский проспект и въехал в арку двора. Леня немного выждал и тоже въехал во двор. Однако машины не было.

В первый момент Маркиз растерялся, но потом увидел в дальнем конце еще одну арку, ведущую в узкий переулок с односторонним движением. Проехав этот переулок, Леня свернул на соседнюю улицу и успел заметить возле следующего перекрестка знакомый серый «опель».

Леня прибавил скорость и скоро нагнал машину подозрительного клиента. Он еще какое-то время колесил за «опелем» по городу. Тот явно запутывал следы, но у Лени был немалый опыт того, что называют наружным наблюдением, и он не отставал от «опеля».

Наконец серый автомобиль остановился возле неприметного здания с яркой вывеской, на которой были изображены кошка с собакой и яркими буквами написано: «Ветеринарная клиника «38 попугаев».

Петр Порфирьевич вышел из машины и скрылся за дверью клиники.

Леня припарковался чуть в стороне и последовал за клиентом.

Он оказался в длинном коридоре, где на обитых кожзамом скамейках сидели озабоченные люди со своими питомцами: рослый плечистый мужчина с выбритой наголо головой прижимал к себе крошечного йоркширского терьера; улыбчивая старушка с сумкой-переноской, из которой выглядывал сиамский кот; хрупкая девушка в платье с кружевным воротничком, возле которой сидел огромный питбуль; мальчик лет двенадцати с кроликом на руках. Все животные вели себя тихо — питбуль не облизывался на кота, кот не шипел на кролика. Ясно, что в клинике было установлено перемирие, как в джунглях на водопое.

В конце коридора, за белой стойкой, сидела женщина средних лет в накрахмаленном халате и белой шапочке. Она увлеченно читала книгу в ярком переплете.

Леня подошел к ней и негромко кашлянул, чтобы привлечь ее внимание.

— Кто у вас? — осведомилась женщина, оторвавшись от книги и оглядев Леню.

— Что, простите?

— Я спрашиваю, кто у вас? Кошка, собака?

— Вообще-то, у меня есть и кошка, и собака, и еще попугай…

— Что-то я никого из них не вижу!

— Ну да, они дома…

— На дом не выезжаем! И вообще, кто из них болен?

— Слава богу, никто.

— Тогда что вам от меня нужно?

— Я просто хотел спросить. Только что сюда вошел мужчина с такими… гм… странными усами. Он здесь работает?

— Мужчина с усами? — Особа за стойкой недоверчиво взглянула на Леню. — Кроме вас, за последние полчаса сюда никто не входил. И вообще, что вам нужно?

— Понимаете, он уронил бумажник перед дверью вашей клиники, — сымпровизировал Леня и в доказательство своих слов достал из кармана коричневое кожаное портмоне. — Я хочу отдать его.

— Оставьте здесь.

— Да, но вы же говорите, что к вам никто не входил!

— Ну, не оставляйте!

— Ах, вот как… — Леня покачал головой и вышел из клиники, провожаемый неодобрительными взглядами клиентов. Питбуль тихонько зарычал ему вслед, сиамский кот фыркнул, йорк и кролик промолчали.

В кармане завибрировал мобильник.

— Ленечка, можно я домой пойду? — жалобно спросила Лола.

— Куда еще? — сердито буркнул Маркиз. Он был зол, что упустил Затонского.

Надо же, с виду — тюфяк такой, а как ловко ушел от наблюдения!

— Ленечка, мне скучно, — ныла Лола, — сижу тут как в склепе, ни поесть, ни в туалет выйти, поговорить и то не с кем.

— Ничего, скоро Снегиренко появится, с ней и поговоришь!

Лола поняла, что Ленька ничего из подслушанного разговора не выяснил, поэтому сейчас такой злющий. И только открыла было рот, чтобы заорать и дать полное и четкое определение его способностям (все узнала, на блюдечке, можно сказать, неуловимого Затонского поднесла, а этот остолоп ничего сделать не может), как открылась дверь приемной и появилась Майя Антоновна собственной персоной.

От нормального вида не осталось и следа, теперь перед Лолой стояла настоящая ведьма — волосы дыбом, оскал волчий, морда красная, ноздри раздувались от ярости.