Из коротких фраз, брошенных эльфами друг другу, Элеммиро понял: дерево упало не так, как рассчитывали и раздавило троих Нолдор насмерть, ещё четверо ранены, двое из них тяжело.

Менестрель печально опустил голову. Не так… Совсем не так он представлял себе сбывшуюся мечту. Путь к ней не должен пролегать во тьме, среди мёртвого леса, трупов собратьев и… В полном одиночестве.

— Одумайся, сестрёнка, — мысленно умолял Элеммиро, — вернись!

Но ответ каждый раз был один и тот же.

***

Глаза смотрели на смерть, а сердце помнило жизнь. Руки касались сухостоя, но кожа привычно ощущала мягкость. В ушах звенела тишина, но в душе лилась песня, забыть которую невозможно.

Здесь был высокий берег, песчаный и пологий. И узкая быстрая река — Багряная Лента. Если пройти немного через лес, откроется вид на озеро Эстель. Его свет погас, целебные свойства пропали, но память о них никто отнять не вправе. Никто!

Элеммирэ шла, не останавливаясь — она знала, что ищет. Была эльфийка здесь лишь однажды, в бесконечно долгий цикл сияния Древ.

И прекрасный, несмотря ни на что.

Влюбленные были вместе. Несмотря ни на что.

Они целовались и отдавались чувствам без остатка. Несмотря ни на что.

И были счастливы.

И пусть Макалаурэ должен был вернуться в крепость, ставшую для него тюрьмой, как можно скорее, ведь брат не мог прикрывать его бесконечно, влюбленные сердца бились в унисон, и им этого хватало.

А потом Элеммирэ пела:

Всё возвратится, я снова поверю

В мир нереального сна…

Где героем был ты.

— Действительно, нереальный сон! — рассмеялся Макалаурэ, лёжа на траве обнаженным, нежась и потягиваясь. — Из меня никудышный герой. Но… Любовник, вроде, неплохой, да, милая?

Элеммирэ, купаясь в реке прямо в лёгком платье, рассмеялась. Она была счастлива. И планировала месть.

Как менестрель может отомстить обидчику? Только музыкой и стихами. Именно в тот день, когда Макалаурэ смог надолго сбежать к ней из своего изгнания, Элеммирэ написала песню, желая Манвэ Сулимо быть повешенным на сосне. А заодно и наместнику Нолофинвэ. И… Всем, кто хотел зла роду Феанаро Куруфинвэ.

Умывшись прохладной искрящейся водой, Элеммирэ увидела, что её возлюбленный оделся. Зачем? Ему… Уже пора?

— Я хочу показать тебе одно место, — заговорщически улыбался Макалаурэ. — Возможно, когда-нибудь мы придём сюда и останемся навек.

Выжимая платье, Элеммирэ, смеясь, выбежала на берег…

Сколько времени прошло с тех пор? Сколько жизней прожито?

Тогда был свет, а сейчас девушка шла сквозь тьму, слёзы катились по щекам. Вот он, крошечный домик из отесанных брёвен, простой, наскоро построенный, но… Такой милый, такой уютный! Из него не хочется уходить.

Элеммирэ села на ступенях, стала гладить перила. Она помнила, как…

…Макалаурэ поставил на крыльцо арфу, и струны заиграли сами. Менестрель запел чарующую мелодию. Она была… Прекрасна.

Элеммирэ почему-то казалось, что музыка звучит не для неё. Но… Нет! Конечно же, для неё! Для кого же ещё?

"Мы будем жить с тобой

В маленькой хижине

На берегу очень дикой реки…

На берегу очень дикой реки,

На берегу этой тихой реки,

В дебрях чужих, у священной воды,

В тёплых лесах безымянной реки…"

Тогда была любовь. Теперь одиночество. И боль, становящаяся невыносимой. Но память… Память никто не сможет отнять. Никогда.

Примечание к части Песни Элеммирэ:

Ирина Климова "Мне снилась ночь"

Мельница "Горец"

Макалаурэ, как обычно: Бутусов "На берегу очень дикой реки"

Как надо производить впечатление

Снова воссоединившись всем своим небольшим войском, Феаноринги тепло поприветствовали друг друга и двинулись в путь сразу же, не останавливаясь.

Макалаурэ ехал на лошади не один: сзади менестреля крепко обнимала одна из лечивших его знахарок. Заметив осуждающий взгляд брата, Феаноринг пожал плечами:

— Я не женат, мне можно. И вообще, я менестрель. А менестрели, Майти, свободнее самих Орлов Манвэ, потому что даже перед ним отчитываться не обязаны.

Разумеется, Макалаурэ не стал объяснять при своей новой любви, что да, он совершенно согласен с утверждающими, будто раньше не встречался всё время с разными девушками, но что ему остаётся? Лечь и позволить несбывшейся мечте убить себя? Ещё чего! Если хранить верность той единственной, о которой поёт сердце, нет смысла, ведь ей просто… Безразлично… Зачем тогда хранить целибат?

— В таком случае, — хмыкнул Майтимо, — ты женишься на местной принцессе, чтобы скрепить военный союз.

— Не пугай мою любимую! — возмутился Макалаурэ. — Не слушай его, милая, — сказал менестрель обнимающей его знахарке. — Это очень нехороший эльф. Очень.

— Знаю, — буркнула девушка.

Майтимо снова хмыкнул: брат неисправим. А эльфийка слишком злопамятна и предвзята.

Подъехав к ведущему свой отряд Асталиону, старший Феаноринг толкнул друга в плечо.

— Твои собратья молодцы, — с одобрением произнес Майтимо, — но нам нельзя себя переоценивать. Эти орки в башне были совсем с низов их иерархии. Заметил разницу между ними и напавшими на нас на берегу?

— Разумеется, — кивнул Асталион, — так о чём ты хотел говорить? Не об орках же.

— Тот эльф. Он уехал к своим отставшим собратьям?

— Да, мы с ними скоро встретимся. Их король Элу Тингол говорит, что мы его родичи. Судя по внешности Амдира, — Асталион заговорил тише, — не мы, а Тэлери. Думаю, не стоит им сближаться с местными собратьями.

Майтимо молча кивнул.

— Так о чём ты хотел поговорить? — снова начал настаивать друг, и Нельяфинвэ помрачнел.

— У меня очень плохое предчувствие, — сказал он, помолчав. — Ничего подобного не было ни перед изгнанием, ни перед гибелью нашего короля Финвэ и Древ Валар, ни перед Альквалондэ. Иногда я, казалось, беспочвенно волновался о семье, но это было совсем другое, — Феаноринг на короткое время замер, потом усмехнулся и поднял голову, смотря прямо на Асталиона. — Наверно, я просто соскучился по нашим весёлым посиделкам с Эонвэ в Форменоссэ. Особенно, когда проводили время втроём. Это было по-настоящему здорово! Помнишь?

Асталион рассмеялся:

— Да,