не возвращаться, его охватили непривычные чувства. В таком состоянии драться было нельзя. Он разложил переносной круг и разбил лагерь в ожидании рассвета, припоминая все, что знал о герцоге Юкоре.

Меченый встречался с Юкором лишь раз, еще в детстве, но много работал в библиотеке герцога и знал его нрав. Юкор копил знания, как иной копит золото или зерно. Если дать Юкору боевые метки, он не станет делиться ими с народом. Он попытается сохранить их в тайне, дабы укрепить личную власть.

Этого нельзя допустить. Нужно быстро донести метки до каждого метчика в городе. В Милне есть сеть метчиков, которую Арлен сам и помог построить. Если он даст метки Кобу, своему бывшему мастеру, Юкор не успеет присвоить знание.

При мысли о Кобе на Меченого нахлынули воспоминания, которые он долго подавлял. Он восемь лет не видел мастера и других жителей Милна. Он писал письма, но так и не набрался смелости их отправить. Все ли хорошо у Рагена и Элиссы? Их дочери Марье должно быть уже восемь лет. Здоров ли Коб? Как поживает Джайк? И как дела у Мери?

Мери. Именно из-за нее он не возвращался в первые годы. Он мог бы посмотреть в глаза Джайку, Рагену или Кобу. Элисса выбранит его за то, что он уехал, даже не попрощавшись, но Меченый знал, что она простит. Мери – вот кого он не хотел видеть. Мери, единственную девушку, которую позволил себе полюбить.

Помнит ли она о нем? Ждет ли его возвращения? Он тысячу раз спрашивал себя об этом за прошедшие годы, но после того, как Мери его отвергла, не решался искать ответ.

А теперь… он взглянул на свою покрытую татуировками кожу. Теперь он никому не сможет посмотреть в глаза. Он не вынесет, если они увидят, каким уродом он стал. Он доверится Кобу, потому что выбора нет, но для всех будет лучше, если остальные поверят, что он исчез навсегда или даже умер. Он подумал о письмах в сумке. В них сказано все. Он разнесет их адресатам и сообщит, что отправитель пал смертью храбрых.

Его охватила небывалая усталость, и он лег. Забывшись сном, увидел лицо Мери. Увидел вечер их разрыва.

Но во сне прошлое изменилось. На этот раз он не отпустил ее. Он отказался от мечты стать вестником и остался в лавке Коба, но пленником себя не чувствовал. Он был свободнее, чем по ночам среди подземников.

Он узрел очаровательную Мери в подвенечном платье; увидел, как растет ее живот и расцветает красота, как Мери смеется в окружении счастливых здоровых детишек. Увидел, как улыбаются заказчики, дома которых он защитил, и гордость в глазах Элиссы. Материнскую гордость.

Он лежал на земле, руки и ноги подрагивали. Он пытался очнуться от наваждения, но сон крепко вцепился в него, и спасения не было.

Он вновь увидел вечер их разрыва. На этот раз он ускакал после ссоры, даже не попрощавшись, как и было на самом деле. Но затем ему было явлено, как Мери год за годом бродит по стенам Милна в надежде на его возвращение. Лицо лишилось красок и живости, хотя поначалу печаль ее красила. Но годы летели, и прелестный скорбный лик становился иссохшим и изможденным. Горькие складки залегли вокруг губ, под тусклыми глазами синели круги. Лучшие годы жизни Мери прождала на стене, молясь и плача.

И в третий раз он увидел вечер их разрыва. Третий сон оказался настоящим кошмаром. Да, он уехал, но не было ни горя, ни боли. Мери сплюнула у городских ворот, развернулась и немедленно нашла себе другого, забыв, что Арлен вообще существовал. Раген и Элисса так ворковали над своей дочуркой, что даже не заметили, что он уехал. Новый подмастерье Коба оказался более благодарным и мечтал лишь о том, чтобы метчик принял его как сына и передал ему лавку. Меченый резко очнулся, но сон стоял перед глазами, и он устыдился своего эгоистичного ужаса.

«Последнее было бы лучше для всех», – подумал он.

Снимаясь утром с привала и убирая меченый доспех Сумеречного Плясуна, Меченый заметил, что даже через дюжину лет открытое всем ветрам место, где Однорукий пробил брешь в охранной сети Милна, отличается цветом от остальной стены.

Три сна продолжали занимать его мысли. Что он найдет в Милне? Стоит ли выяснять хотя бы ради собственного спокойствия?

«Не надо, – предупредил голос в голове. – Ты приехал к Кобу, вот и навести Коба. Не ходи к остальным. Избавь их от боли. И себя». Этот голос всегда был с ним, призывая к осторожности. Меченый считал его отцовским, хотя не видел Джефа Тюка уже почти пятнадцать лет.

Он привык не обращать на него внимания.

«Я только одним глазком, – подумал он. – Она меня даже не заметит. А если и увидит, то не узнает. Лишь одним глазком, чтобы было о чем вспоминать по ночам».

Он придерживал коня, как мог, но дневные ворота только открывались, когда он подъехал. Первыми вышли городские стражники. Под их присмотром отряды метчиков и подмастерьев бросились к расчерченным участкам земли и принялись собирать изделия из меченого стекла, торопливо проверяя, заряжены ли они прикосновениями демонов. Меченый сам привез в Милн метки для стекла, но такой размах производства – не хуже, чем у них в Лощине, – поразил его. Местные изделия, однако, были менее практичны. Милнские метчики изготовляли в основном предметы роскоши – трости, статуэтки, оконные стекла и украшения. Отмытые от крови наживки, они засверкают, как бриллианты, но намного более прочные.

Стражники уставились на Меченого. Неудивительно, что сырым и холодным утром он надел капюшон, но при виде оружия, притороченного к седлу Сумеречного Плясуна, стража ощетинилась копьями. Меченый показал сумку с печатью Райнбека.

– Ты раненько, вестник, – заметил стражник, когда все расслабились.

– Мчался от Харденс-Гроув без остановок, – легко солгал Меченый. – Думал, что успеваю, но услышал вдали звон последнего колокола и понял, что не доберусь до заката. Разложил круги всего в миле и лег спать.

– Не свезло, – посочувствовал стражник. – В такую холодрыгу торчать под открытым небом всего в миле от теплых и надежных стен!

Меченый много лет не чувствовал ни холода, ни жары, но кивнул, притворно поежился и глубже надвинул капюшон, как бы пытаясь согреться.

– Теплая комната и горячий кофе не помешают. Я согласен даже в обратном порядке.

Стражник кивнул и, похоже, собрался его пропустить, но вдруг поднял взгляд. Меченый напрягся. Неужели потребует показать лицо?

– На юге все и правда так плохо? – спросил