мертвеца и толпа разъяренной родни. Я буду спорить до посинения, но закон есть закон. Когда совет проголосует, придется молча подчиниться.

Она посмотрела на Бени и Илэйн.

– Поэтому, если вы хотите мне что-то… хоть что-нибудь сообщить, говорите сейчас.

Женщины взглянули на Джефа, но не проронили ни слова.

Селия снова выдохнула:

– Джеф, Мэк Выгон говорит на совете от имени фермеров. Навести его и попробуй выяснить, как он проголосует. Расскажи ему все как есть. Рэддок плетет маревниковые бредни.

– До фермы Мэка путь неблизкий, – заметил Джеф. – Я успею только к вечеру.

– Тогда заночуй у него и не трать время попусту. – Селия приняла командование и кивнула на дверь. – В путь. Я прослежу, чтобы Илэйн и Бени благополучно добрались домой.

Джеф нервно покосился на Илэйн.

– Да, госпожа. – Он вышел за дверь.

Селия снова повернулась к сестрам, не поднимая глаз.

– Ваш отец всегда был для меня загадкой. – Она выудила печенье из горшка на столе. – Жизнь научила меня приглядывать за мужчинами, жен которых забрали подземники. Иногда в них что-то… ломается. Появляются всякие странности. Я просила людей приглядывать за Харлом, но ваш отец всегда держался особняком, и первые годы казалось, что все хорошо.

Она обмакнула печенье в чай, изучая собственные руки.

– Но потом, Илэйн, когда ты сбежала с Джефом, хотя тело его жены еще не остыло, я снова встревожилась. От чего ты спасалась? Харл, которого я знала, собрал бы мужчин, явился за тобой и притащил домой за волосы, а ты бы только дергалась и вопила. Мне и самой хотелось это сделать.

Она быстро и аккуратно проглотила разбухшее печенье и изящно промокнула губы салфеткой. Илэйн смотрела на нее с разинутым ртом.

– Но он не приехал. – Селия положила салфетку и посмотрела Илэйн в глаза. – Почему?

Илэйн отшатнулась, но опустила глаза и покачала головой.

– Не знаю, – ответила она.

Селия нахмурилась и выбрала еще одно печенье.

– И у Ренны было столько ухажеров… – Она снова опустила взгляд. – Она миленькая девочка – здоровая, как лошадь, и у нее две старших сестры, которые родили сильных сыновей. Харл мог удачно выдать ее замуж после того, как сбежал Арлен Тюк. На ферме пригодятся мужские руки. Он даже мог сам жениться на вдове, но ничего подобного не сделал. Только и знал, что отгонять ухажеров, порой вилами, пока лучшие годы твоей сестры не прошли. Она уже не могла рассчитывать на кого-то получше Коби Рыбака, а ферма отчаянно нуждалась в мужской помощи. И все-таки Харл отказал.

Селия взглянула на сестер.

– Я недоумевала, почему он ведет себя подобным образом, и у меня были кое-какие догадки, но откуда мне знать? Я видела вашего отца пару раз в год. Вы – ежедневно. Полагаю, вы знали его лучше меня. Вам есть что добавить?

Илэйн и Бени посмотрели на Селию, переглянулись и уставились на свои руки.

– Нет, – дружно пробормотали они.

– Вы не пролили ни слезинки над родителем, – не унималась Селия. – Немного странно, ведь его закололи ножом!

Илэйн и Бени даже не подняли глаз.

Селия еще мгновение смотрела на них, затем глубоко вздохнула.

– Пошли вон, обе! Вон из моего дома, не то отгуляю палкой по задницам! И если вам когда-нибудь понадобится помощь, эгоистичные суки, надеюсь, Создатель отвернется от вас!

Сестры выбежали из дома, и Селия уронила голову на руки. Возраст давил на нее, как никогда прежде.

На следующее утро Селия едва успела одеться, когда в ее двор вломились Рэддок Стряпчий, родители Коби – Гаррик и Номи – и почти сотня жителей Рыбного Места, то есть практически все.

– Ты настолько не уверен в себе, Рэддок Стряпчий, что захватил с собой для надежности всю родню? – Селия вышла на крыльцо.

Все зашепталась и как один повернулись к Рэддоку. Тот открыл рот, но Селия не дала ему заговорить.

– Я не буду созывать городской совет перед толпой! – крикнула она, и взрослые мужчины съежились от страха. – Вы выбрали себе гласного не просто так и немедленно разойдетесь все, кроме обвинителей, иначе я отложу заседание. Мне плевать, даже если вы просидите на моем крыльце до зимы!

Толпа в замешательстве загудела, заглушив ответ Рэддока. Через мгновение люди начали расходиться. Кое-кто пошел обратно в Рыбное Место, но большинство направилось в Торг ждать приговора в лавке. Селии это было не по душе, но она могла распоряжаться только у себя дома.

Рэддок мрачно посмотрел на нее. Селия чопорно улыбнулась и приставила Номи подавать на крыльце чай.

Следующей явилась Колин Тригг. Ее дом стоял дальше по дороге, и она услышала шум. Ее ученицы – родные дочери – занялись чаем, пока три члена совета ждали остальных.

В совете было десять мест. Каждый поселок Тиббетс-Брука раз в год выбирал своего представителя, который заседал в совете вместе с рачителем и травницей. Кроме того, все жители Тиббетс-Брука выбирали городского гласного. Чаще всего им становилась Селия. Остальное время она выступала от Торга.

Места обычно доставались самым старым и мудрым и редко переходили к кому-то другому, разве что после смерти заседателя. Фернан Хмель почти десять лет говорил от имени Хмельного Холма, и вполне естественно, что место перешло к его вдове.

Мида Хмель явилась следующей в сопровождении как минимум пятидесяти жителей Хмельного Холма, которые затем отправились в Торг. Мида прошла по дорожке в сопровождении Люцика с рукой на перевязи и Бени, кутавшейся в траурную шаль. С ними прибыли рачитель Харрал и два служки.

– Выставляешь напоказ пострадавший молодняк, чтобы заручиться симпатией? Не выйдет! – предупредил Рэддок Миду, когда она взяла чай и присела.

– Выставляю напоказ? – изумилась Мида. – Не ты ли проскакал через весь город, размахивая окровавленным платьем, как флагом?

Рэддок насупился, но ему помешал ответить Брайн Лесоруб, он же Брайн Широкие Плечи, который притопал по дорожке.

– Приветствую, друзья мои! – прогудел Брайн, пригнув голову, чтобы не удариться о крышу крыльца. Он ласково обнял женщин и крепко, до боли, пожал руки мужчинам.

Брайн выжил во время резни в Лесном поселке и много недель смотрел в пустоту, подобно Ренне, но сейчас гордо выступал в качестве гласного Лесного поселка. Он был вдовым почти пятнадцать лет, так и не женившись, несмотря на уговоры. Он считал, что оскорбит этим погибших жену и детей. Люди говорили, что верность засела в нем глубоко, как корни деревьев, которые он рубит.

Через час приковылял Коран Зыбун, тяжело опиравшийся на палку. В восемьдесят лет он был одним из старейших жителей Брука и удостоился всех почестей. Его сын Кевен и