XXXIII

Я отвлёкся, и теперь возвращаюсь к дому отдыха, в котором хорошо поработал, поскольку надо было весь экспериментальный материал систематизировать; разложив на обеих кроватях исписанные листы и графики, я за столом писал главы диссертации; мне открылась некая заманчивая «даль» – и посему, завершая одну главу, я торопился окунуться в работу над следующей; порой было трудно заставить себя писать, но я старался, зная, что мужество ума состоит в том, чтобы не отступать перед тягостями умственного труда; как писал В.М. Гаршин: «В пустой и бесцельной толчее, которую мы все называем жизнью, есть только одно истинное, безотносительное счастье: удовлетворение работника, когда он, погружённый в свой труд, забывает все мелочи жизни». К обеду голова уставала, плохо «варила», а после не работалось; и вот, когда ум отказывался от работы, а воображение, взяв верх, искало впечатлений, я направлялся в лес; ежедневно после обеда два-три часа катался, благо лыжня была хорошо накатанная лыжниками; приходил в номер весь пропотевший, принимал душ и до ужина снова напряжённо работал, поскольку голова во время лыжной прогулки хорошо проветривалась; после ужина занимался «механической, нетворческой» работой: приводил в порядок записи, вставлял в текст иллюстрации и графики, знакомился с рефератами чужих диссертаций; вечером шёл в кино или гулял по территории, а на сон грядущий читал прозу Пушкина. Отпуск провёл продуктивно во всех смыслах; для литературного обзора широко пользовался первоисточниками: статьями, монографиями и т. п, в т.ч. зарубежными («Ex ipso fonte bibere», «Пить из самого источника», т. е. обращаться к первоисточнику, Цицерон); написал первую редакцию всех трёх основных глав диссертации. Лыжи меня выручали во время напряжённой работы над диссертацией, но не только лыжи: рядом с нашим домом была хоккейная коробка, где шайбу гоняли школьники; по выходным, наработавшись над диссертацией, я, надев коньки, для разрядки выходил с клюшкой на лёд и состоял в команде подростков, которые играли значительно лучше меня; изматывался, сходило семь потов, но, главное, голова «проветривалась» и становилась свежей.

XXXIV

В начале 1973 г. купили мы Кирюше красивый, отделанный перламутром, аккордеон; старались, чтобы он понравился сыну, надеялись, что научится хорошо играть; сначала учёба шла в детском клубе, который находился в соседнем доме с торца, но там учитель оказался пъяницей, бил детей по пальцам; затем сын ходил заниматься платно к хорошему учителю, который жил в нашем доме; учёба началась с разучивания нот и исполнения гамм; особого рвения к учёбе он не проявлял и эти обязательные по требованию мамы самостоятельные занятия были пыткой для неусидчивого (шило в одном месте) ребёнка; приходилось играть и разучивать песенки – «В низенькой светёлке» и другие; однажды Галя принесла в дом маленькую собачку, её кто-то оставил на почте; назвали её Сонькой, в квартире она быстро освоилась, проказничала, когда нас не было, грызла ножки стола и стульев, как-то разбросала по комнате все вещи, которые Галя приготовила гладить; когда Кирюша, поставив стул посередине комнаты, начинал играть на аккордеоне, Сонька садилась на полу напротив и при первых же аккордах, часто фальшивых, начинала «петь», т.е. выть тоненьким голосом под музыку, не вызывая никаких эмоций у исполнителя; его занимала лишь мысль о том, как бы скорее было выучено домашнее задание, и окончилось мучительное занятие; я и Галя умирали от хохота, слушая «певицу», которая вскоре каким-то образом сбежала от нас, может нервы не выдержали? Аккордеон мы привезли в Ростов, но учиться в детском клубе, который находился в парке им. Фрунзе, Кирюшу не взяли и, таким образом завершилась эпопея с его учёбой окончательно; в дальнейшем сын увлёкся гитарой, а аккордеон лежал на шкафу без употребления; в Братск мы взяли его с собой в надежде, что Саша будет заниматься, но он не проявил к нему никакого внимания; в итоге Галя подарила аккордеон родительнице своей ученицы в школе.

Весной, гуляя по центру Красноярска на Красной площади мы наблюдали смену караула на посту № 1; школьники, вооружённые автоматами, чётко печатая шаг, шли к памятнику павшим борцам, а Кира с восхищением наблюдал за процессом; прошло время и позже его мечта осуществилась: он принял участие в дежурстве на посту № 1 вместе с учениками своей школы. В начале лета я с Кирой однажды поехали на автобусе по живописной дороге (тёщин язык!) в Дивногорск; там впервые увидели памятник палатке, в которой жили первые строители КГЭС.

Зимой в Красноярске на новом стадионе проходили знаменитые мотогонки на льду с участием спортсменов из России, Чехии, Польши и др. (как их пустили в закрытый для иностранцев город?); в воскресенье с утра я и Кирюша, тепло одевшись и обувшись в валенки, взяв с собой провизию, собранную Галей, и термос с чаем, отправились на остров, где на стадионе проходили гонки; публика на скамейки не садилась, холодно; люди стоя наблюдали, как любимый гонщик, низкорослый и сильный, с лицом смуглым и отменно некрасивым, но чрезвычайно живым, мастер спорта международного класса Свинко в каждом своём заезде лихо обходил соперников, показывая лучшее время; по ходу соревнований люди перекусывали, грелись, похлопывая себя варежками по всему телу; взрослые пили водку и спирт, мы ели бутерброды и запивали горячим чаем; было очень интересно, большие скорости, рёв моторов, некоторые машины глохли на морозе и механики их отогревали; победителей заездов публика громко приветствовала криками и свистом; международные соревнования оканчивались награждением победителей, а своего кумира Свинко Кирюша запомнил на всю жизнь; я снимал на кинокамеру и несколько кадров имеется в семейном фильме.

Перед Новым годом в Ростове дед и баба поставили ёлку, хорошо её украсили игрушками; пригласили знакомого фотографа и он сделал много очень качественных снимков; в январе Сашу определили в детский сад, который находился рядом с домом за сараями; бабушка Вика не могла утерпеть, чтобы ежедневно тайно не подглядывать через сетчатый забор за играми детей во дворе садика и, естественно, в силу своего характера отмечала, пока ещё в своей голове, недостатки воспитателей, которые по её мнению плохо смотрят за внуком; кончилось тем, что недовольная, она устроила скандал и забрала Сашу из детсада, полагая, что дома они с дедом воспитают внука лучше, а главное, он будет всегда рядом и хорошо накормлен. В Ростове Саша знал своих родителей, живущих в Красноярске, лишь теоретически; встречаясь только летом, он мог их видеть воочию; в связи с этим вспоминаю один комичный эпизод: будучи в командировке в Москве, я заехал на несколько дней в Ростов; как-то гуляя с Сашей возле Нахичеванского