Этого Ханна не говорила ей.

Кледра представляла себе светских красавиц молоденькими девушками, которые хотели, чтобы граф женился на них.

Сейчас же она подумала: как странно, что мужья этих женщин не ревновали их и не пытались помешать увлечению своих жен.

И вдруг ей вспомнилось, как мать сказала однажды ее отцу:

— Как же нам повезло, мой дорогой, что мы нашли друг друга и счастливы вместе, в то время как все вокруг вечно в поиске новых увлечений!

— И они находят их! — закончил ее отец, поддразнивая жену.

Он обнял ее и добавил:

— Просто я никогда не видел никого прекраснее тебя и не встречал никого, с кем мне было бы так же интересно разговаривать.

Мать протянула руку и погладила мужа по щеке.

— Это правда… действительно правда?

— Ты же знаешь, мое сокровище! И ты совершенно права: никто не может быть счастливее нас, и бедность — это небольшая цена за такое счастье!

Размышляя об этом разговоре, Кледра наблюдала за графом, который ехал по мосту впереди экипажа.

Она подумала, как великолепно он держится, как красив верхом на своем жеребце. Про себя она отметила, что, если не считать Звездного, это был самый прекрасный конь, которого ей приходилось видеть.

«Вот какую любовь ему нужно найти, — думала она. — Но он идеалист и никогда не удовлетворится тем, что не будет совершенством».

Ее мысли прервала старая графиня:

— Я так волнуюсь, возвращаясь домой. Холл всегда будет для меня домом, потому что я была так счастлива в нем!

В ее голосе звучала тоска, и Кледра поняла, что она думает о своем муже, которого уже нет с ней. Она взяла графиню за руку.

— Пожалуйста, позвольте мне попытаться сделать вас снова счастливой, сударыня. Это из-за меня вам приходится терпеть такие неудобства, и я хочу сделать все, что могу, чтобы как-то сгладить это.

Графиня улыбнулась.

— Благодарю тебя, дитя. Но позволь мне заметить, что это беспокойство приятно мне, потому что разнообразит мою жизнь.

Но к тому времени, когда графиню высадили из экипажа и, после приветствия слуг, встретивших ее в Холле, понесли по огромной лестнице наверх в сопровождении мажордома, экономки, графа, Эдди и Кледры, она уже чувствовала, что сильно устала.

Ее пронесли по коридору, в котором Кледра едва удержалась, чтобы не остановиться перед великолепными картинами и красивейшей мебелью. После того как они проделали, как показалось девушке, длинный путь, граф наконец сказал:

— Я поместил вас не в ваших обычных покоях, бабушка, потому что хотел, чтобы вы были рядом со мной.

Старая графиня прекрасно поняла, что скрывалось за этими словами, но она лишь улыбнулась внуку, когда ее вносили в прекрасную комнату, следующую за графскими покоями, которые она и ее муж занимали до смерти старого графа.

— Спальня королевы Шарлотты! — воскликнула она. — Я всегда думала, что это очень милая комната.

— Надеюсь, вам в ней будет удобно, бабушка, — заметил граф, — а ваш будуар здесь, за дверью. Комната Кледры напротив по коридору.

Он не добавил, что ее комната тоже рядом с его, но Кледра, внимательно слушая, прекрасно понимала, почему ее разместили здесь.

Она не удивилась, услышав, что и комната Эдди тоже рядом.

— Ты все прекрасно предусмотрел, — услышала Кледра голос графини, и поняла, что и для той не секрет, почему их комнаты так близко друг к другу, хотя в огромном доме можно было бы разместить полк солдат.

Эмма выпроводила всех, твердя, что графиня должна немедленно лечь и отдохнуть после пережитых волнений.

Кледра прошла в свою комнату, где ее ждала Ханна.

Это была очаровательная комната. Не такая большая, как та, что была отведена графине, но больше, чем те спальни, в которых Кледре приходилось спать до сих пор. К тому же роскошно обставленная.

Не говоря ни слова, Ханна подошла к гардеробу и открыла его. Кледра не смогла сдержать возглас удивления.

Там висело с полдюжины платьев, сшитых по последней моде и таких красивых, что мгновение она стояла, как зачарованная.

Потом она спросила:

— Как его сиятельство смог купить все это для меня, откуда он узнал, что они подойдут мне?

— Я передала его светлости ваши размеры, — объяснила Ханна.

— Он так быстро все сделал!

— У его сиятельство обширный опыт в выборе красивых платьев для красивых женщин!

Ханна говорила с такой гордостью, словно речь шла о победах графа на скачках или о его охотничьих трофеях.

Кледра была в недоумении.

Так как граф не был женат, она не могла понять, как он смог оказаться в положении, которое позволяло ему покупать «красивые платья для красивых женщин».

Но потом она подумала, что, возможно, он был добр к своим бедным родственникам, которые наверняка больше ценили платье или шляпку в подарок на Рождество, чем шоколад или предметы искусства.

«Каким бы образом он ни научился этому, — подумала девушка, — я, безусловно, очень благодарна ему».

Ей очень нравилось муслиновое платье, которое сшила для нее Ханна, но когда она надела одно из платьев, привезенных из Лондона, то увидела, что оно выгодно подчеркивает ее фигуру и идет ей больше, чем все, что она когда либо носила.

К сожалению, ей все еще было трудно переодеться, потому что каждое движение причиняло ей боль.

Повязку со спины еще не снимали, хотя шрамы перестали кровоточить и постепенно заживали. Но временами, особенно ночью, боль подолгу не давала ей заснуть.

И все-таки день ото дня девушка поправлялась.

— Только не спешите, мисс, — наставляла ее Ханна, словно заботливая нянюшка. — Вы можете спуститься вниз к чаю с его светлостью, но потом вы должны вернуться и отдохнуть перед ужином.

— Вы… полагаете, его сиятельство пригласит меня поужинать… с ним? — переспросила Кледра.

— А как же, мисс, вы же его гостья, — ответила Ханна.

Но Кледра сомневалась. Она не удивилась бы, если бы граф счел, что она слишком молода и ей подали бы ужин в комнату его бабушки, как было, когда она жила в доме вдовствующей графини.

Она пошла было посмотреть, как устроилась графиня, но Эмма шепнула ей, что ее хозяйка задремала, поэтому лучше ей зайти попозже.

Спускаясь вниз, Кледра буквально захлебывалась от восторга. Она останавливалась на каждой ступеньке, чтобы взглянуть на картины в большом зале и на флаги по обеим сторонам камина, под которыми, как она предположила, сражались предки графа.

Дворецкий ожидал ее с сообщением, что граф распорядился подать чай в оранжерею.