мере, на предварительном, мой дорогой Джарвис, – нетерпеливо ответил куратор, – вы могли бы рассказать нам, как наш дорогой друг встретил свою судьбу и почему вы позволили пройти двадцати годам, прежде чем связаться с нами.

Джарвис покорно устроился в кресле.

– Для этого, – сказал он, – мне необходимо будет в общих чертах описать вам всю поездку.

– Очень хорошо, – сказал Шеф. Он передал мне блокнот и карандаш с предупреждением, чтобы я делал заметки и был максимально точен. – Они будут рассмотрены на собрании директоров, которое состоится здесь, в музее, завтра вечером, – пояснил он.

– Я думаю, – сказал Джарвис, – что последнее, что вы слышали от нас, было в письме, отправленном вам из Кокрейна профессором Шлекингом накануне нашего отъезда.

– Правильно, – согласился Шеф, – передо мной письмо; в нем упоминается, что вы были вынуждены отказаться от многих научных приборов в Кокрейне, которые вы надеялись взять с собой. Профессору Шлекингу хватило предусмотрительности передать чемоданы в музей, которые должны были быть возвращены экспресс-службой в конце октября, когда вы предполагали вернуться.

– В Кокрейне, – сказал Джарвис, – нам посчастливилось связаться с очень способным проводником, он был норвежским метисом, и именно он отбил у нас охоту доставить тяжелые инструменты в северную страну. Когда мы отправились к нашей первой цели, которая представляла собой точку на реке Мус, в восьмидесяти милях от фактории Мус, у нас был всего лишь небольшой запас, термометр, барометр, наши фотоаппараты, огнестрельное оружие и необходимые походные принадлежности, в том числе палатка из аэростатного шелка. Первый этап нашего путешествия был совершен верхом. Девяносто миль верхом по пересеченной местности для людей, непривычных к верховой езде, оказались самым мучительным испытанием. Мы добрались туда за пять дней, добравшись до реки Мус, где наняли индейцев, чтобы они сплавили нас на своих каноэ до фактории Мус, в начале залива Джеймс, где находится торговая станция Гудзонова залива. Здесь управляющий факторией, узнав о цели нашей экспедиции, попытался отговорить нас от ее продолжения, он сказал, что это было бы чрезвычайно опасно, поскольку местность к северу от озера Минто практически не исследована, и что индейцы там настроены враждебно, и что на Лосиной фактории неоднократно слышали о том, что многие погибли, пытаясь проникнуть на территорию к северу от озера Минто. Он также сказал, что без сотрудничества местных жителей попытка перезимовать там означала бы смерть.

Ломен рассмеялся над этим заявлением.

"Я не боюсь заморозков, – сказал он, – я прожил много зим и не нуждаюсь в индейцах, которые показывали бы мне, как отсиживаться."

– Когда управляющий факторией понял, что не может убедить нас отказаться от поездки, он сделал все, что было в его силах, чтобы ускорить наш путь. Мы нашли несколько заслуживающих доверия индейцев племени Болотных Кри, у которых были большие, мореходные каноэ, и отправились в залив Джеймс. Я не буду рассказывать вам подробности долгого путешествия по заливу Джеймс, а затем вдоль побережья Гудзонова залива к острову Кристи, где мы вышли из воды и направились к озеру Минто. Здесь, внутри острова Кристи, где была еще одна индейская деревня, мы договорились с другой группой индейцев, которые перевезли нас через цепь озер к озеру Минто. Эти ребята очень неохотно шли в Минто. Ломен, говоривший на их диалекте, расспросив их, выяснил, что они боялись белых людей, одетых в шкуры, которые правили этим районом и убивали всех нарушителей. Это было первое достоверное сообщение, которое мы получили о существовании этого племени белых индейцев. Мы прибыли на озеро Минто на Семьдесят пятый день нашего путешествия. Болотники, как их там называли, хотели немедленно вернуться на побережье, но Ломен этого не допустил и сказал профессору, что намеревается удержать их зарплату до тех пор, пока мы не прибудем в пункт назначения. Проводник подстрелил оленя, с которого сняли шкуру, нарезали полосками и высушили в пеммикане на дубовом костре. В озере была поймана и закопчена рыба, и к концу второго дня на озере мы были полностью обеспечены едой для поездки в дикую местность. Тот факт, что мы не встретили ни одного из "белых людей, одетых в шкуры" во время нашего пребывания на озере, казалось, успокоил Болотных кри и Ломена, предложив каждому из них в награду за их услуги дешевый длинноствольный револьвер и немного боеприпасов, которые мы захватили с собой именно для такой чрезвычайной ситуации и убедили их продолжить поездку с нами.

– Утром третьего дня, когда мы готовились к отъезду, на опушке рощи, в которой мы расположились лагерем, внезапно появился человек. Он был высоким и, хотя и загорелым, безошибочно выглядел белым человеком. Его появление послужило сигналом для болотных жителей садиться в свои каноэ. В том, что они были основательно напуганы, не было никаких сомнений, потому что они задержались лишь ровно на столько, чтобы схватить свои луки, которые лежали на берегу неподалеку от берега. Ломен неоднократно призывал им вернуться, но это только заставляло их грести быстрее. Белый индеец, ибо таковым он и являлся, постоял мгновение, презрительно глядя на наших убегающих помощников, затем повернулся к Ломену, который, как он думал, был лидером нашего отряда. Он обратился к проводнику, говоря тихо и музыкально, сопровождая свою речь жестами, настолько красноречивыми, что даже профессор Шлекинг и я поняли, что он предостерегал нас от дальнейшего продвижения на север. Язык, который он использовал, казалось, состоял из гласных звуков, перемежаемых случайными словами, настолько напряженными и лабильными, что казалось, будто одновременно говорят на двух разных языках. Время от времени Ломен кивал и улыбался. Когда мужчина закончил, Ломен ответил ему на норвежском языке, который, как ни странно, он, оказалось, понимал и отвечал односложно.

"Забавно, – сказал Ломен, – вот человек, родившийся и выросший в этой северной стране, который немного говорит по-норвежски, хотя он никогда раньше не разговаривал с белым человеком, кроме как с членами своего собственного племени, он требует, чтобы мы повернули назад, и категорически запрещает нам продвигайтесь дальше на север."

" Возражение отклонено, – ответил профессор быстро спросив. – Каково наказание, если мы не подчинимся приказу?"

"Он говорит, что ни один человек, который когда-либо отваживался отправиться к северу отсюда, не возвращался."

"Скажите ему, что это нас не остановит, мы направляемся на север."

– Похоже на Шлекинга, – заметил профессор Мюнстер, – он был отважен, как сам дьявол.

– Его решение стоило ему жизни, – сказал Джарвис, – Ломен тоже был храбрым человеком, но я видел, что он извинялся, когда объяснял этому достойному аборигену, в основном знаками, через что мы прошли. Индеец не стал спорить, он просто вытащил длинную стрелу из своего кожаного