Когда мама впервые пришла в гости в нашу новую квартирку, она, казалось, была очень огорчена сомнениями: не сделала ли она ужасную ошибку, вынудив меня съехать, – но я заверила ее, что мы счастливы и что у нас есть эдакая своеобразная народная дружина, потому что изготовители метаамфетамина и сосед-отшельник постоянно торчат дома, получают наши посылки и приглядывают за грабителями (которые, как мы подозревали, жили в квартире под нами). Это были не самые приятные соседи, но мы были молоды и пока еще не знали, как бывает больно, когда в тебя стреляют, так что мы пренебрегали опасностью и были погружены в осознание того, насколько невероятно тяжело жить с человеком, который отличается крайней дотошностью и страдает слабовыраженным обсессивно-компульсивным расстройством (кхм… Виктор). А также с человеком, который постоянно случайно приклеивается к ковру, а еще немного психически неуравновешен, но при этом хотя бы помнит, как пользоваться штанами (кашель… это про меня). Виктор заметил, что сравнивать себя с периодически обнажающимся соседом-отшельником – не особо убедительный показатель психического здоровья, если учитывать то, что я и сама частенько оказывалась без штанов. Я удивилась было этому его замечанию, показавшемуся мне даже соблазнительным, но тут же поняла, что он имеет в виду тот случай, когда я случайно приклеила к ковру собственные штаны и он застал меня полуобнаженной.

Тем не менее, несмотря ни на что, Виктор, казалось, любил меня странной любовью, которая никогда не была так очевидна, как в тот день, когда он сделал мне предложение. Но об этом в следующей главе.

(Ну разве не хорошо, что вы не платите за эту книгу по главам? Тогда вы почувствовали бы себя облапошенными, потому что вы заплатили за эту главу, а закончилась она на самом интересном месте, прямо как «Пираты Карибского моря-2». Я бы с вами, ребята, так в жизни не поступила. Кроме того, знали ли вы, что в России есть места, где нужно платить за пользование туалетом? Это не совсем в тему, но, правда, какого хрена?

Виктор настаивал, чтобы я познакомилась с его родителями прежде, чем мы начнем жить вместе. Жили они в Мидленде – небольшом городке, специализирующемся на добыче нефти, и в моем представлении все, кто там жил, были миллионерами. Виктор уверял меня, что его семья не такая уж и богатая, но никак не мог уняться и прекратить учить меня, как отличить вилку для рыбы от десертной вилки. Когда я зашла в дом его родителей, то заметила, что по центру стола у них стоит огромная цветочная композиция, а на крыше имеется стеклянный люк, и тогда дыхание у меня против моей воли участилось. Отчима Виктора в городе в этот день не было, так что нас принимала только его мама, которая оказалась очень вежливой – настолько, что я пожалела, что не надела перед встречей с ней белые перчатки.

Она предложила мне присесть на диван. Но стоило моей спине коснуться одной из диванных подушек, как Виктор выпучил на меня в ужасе глаза, словно я только что пырнула их собаку ножом. Он кашлянул, подавая мне знак, и я тут же выпрямилась, а он незаметно разгладил подушку и прошептал: «Эти подушки только для украшения». И вот тогда-то я и сформулировала свое первое правило про богатых людей. Они никогда не пользуются подушками. Что немного дебильно, потому что подушки как бы и существуют для того, чтобы ими пользовались.

Бонни извинилась и пошла смешивать нам напитки, а заодно, подумалось мне, рассказать мужу про бродягу из низшего сословия, которую сын умудрился притащить к ним в дом.

– Ты только послушай, – представляла я себе ее слова, – она даже диваном не умеет правильно пользоваться. Думаю, она из бездомных.

Я притянула Виктора за руку к себе и прошептала, что нам стоит удрать, пока я еще чего не натворила, а он посмотрел на меня так, словно я спятила.

– Мы оставим записку, – объяснила я. – Записку, в которой скажем, что увидели на улице мартышку и пошли ее ловить.

– Ты что, обдолбалась? – он принялся с подозрением всматриваться в мои зрачки. – Серьезно, успокойся уже. Ты ей понравишься. Просто не сиди на диванных подушках.

Я посмотрела на него в замешательстве, а он похлопал меня по руке, натянуто улыбнулся и попросил расслабиться. Тогда я смиренно вздохнула, соскользнула на пол и уселась по-турецки; это было вполне прилично, потому что на мне были джинсы, да и, честно говоря, так мне было всяко удобней. Виктор шепотом сказал: «Какого хрена ты делаешь?», и я была такая вся: «Чувак. Я так не могу. Меня смущает твой гребаный диван. У нас явно ничего не получится». Он судорожно попытался вернуть меня на диван, пока в комнату не вернулась его мама, но я не беспокоилась на этот счет, потому что быстро фруктовый порошок для напитков водой не развести.

– Ты не можешь сидеть на долбаном полу. Тебе что, семь?

– Ты только что сказал мне не сидеть на подушках.

– На декоративных подушках, – попытался объяснить он, притягивая меня обратно на диван рядом с собой. – Но ты можешь сидеть на самом диване. Так диванами люди и пользуются.

– ПОЧЕМУ ЖЕ ТЫ НЕ НАУЧИЛ МЕНЯ ДИВАННОМУ ЭТИКЕТУ?

Полагаю, я сказала это громковато, потому что, когда вернулась мама Виктора, она как-то странно на меня посмотрела, и я так растерялась, что не могла собраться с мыслями, поэтому поспешила выпить то, что она принесла, и это оказалось худшим растворимым напитком на свете, а потом (после приступа кашля) я поняла, что под «смешанными напитками» она подразумевала содовую с вином, а не разведенный водой фруктовый порошок. Когда стало ясно, что я не умру, она попыталась заполнить неловкую тишину и принялась показывать мне фотографии одетого в смокинг Виктора с кучей каких-то девиц, – все они были в вечерних платьях и с хорошими прическами, и я готова была поспорить, что ни одна из них никогда даже и не слышала про обувь из мешочков для хлеба. Виктор закатил глаза, когда его мама начала распинаться про балы, на которые он ходил с ними, а я кивала, стараясь изобразить вежливую заинтересованность. Тогда она спросила меня, когда я выходила с другими девушками в свет[19], на что я ответила:

– Ой, нет, вы знаете, я не лесбиянка. Я же встречаюсь с вашим сыном, – мне показалось, что лучше сразу все выяснить.

Тогда Виктор начал громко кашлять, а Бонни пришла в явное замешательство, но потом отвлеклась, потому что Виктор издавал такие звуки, как будто проглотил язык. А потом Виктор сказал, что нам, пожалуй, лучше уйти.