Мои рыцари проехали вслед за мной, точно так же надменно поднимая головы и выдвигая нижние челюсти.

Альбрехт сказал мне тихо:

– Быстро соображают.

– Не обольщайтесь, – ответил я негромко. – В дворцы везде берут лучших.

Навстречу по красиво вымощенной белейшей плиткой аллее заспешил человек в длинном парике с крупными локонами, странная нелепая одежка, по-женски яркая и составленная из красного, синего и желтого цветов, ноги от колен в чулках, а обуты в башмаки, причудливо загнутые и расшитые бисером.

Я остановил арбогастра, за спиной послышались смешки, таких потешных людей еще не видели. Парик закрывает голову до плеч, но и дальше опускаются крупнолоконные уши, достигая почти середины груди, уже и не парик, а что-то типа одежды.

Человечек в парике на бегу раскинул руки.

– Сюда на лошадях нельзя!

Голос его был дрожащий от ужаса и негодования. Я посмотрел на него сверху вниз холодно и как бы безразлично, как богомол на сухую веточку.

– Нам все можно, – произнес я веско. – Перед тобой, существо, принц императорской мантии Ричард Длинные Руки, о котором во дворце должны быть наслышаны. Ага, вижу, слыхал, слыхал… Не думаю, что у вас тут принцы ходят стадами, как гуси… Но, чтобы тебе стало яснее, добавлю: еще властелин Севера и, что важнее, хозяин вон той штуки… видишь, за лесом? Вы ее называете Багровой Звездой. Все еще хочешь со мной поспорить?

Он охнул, упал на колени и заломил руки.

– Ваше… Ваша Багровозвездность!.. Но это… это же императорский дворец!

– Вижу, – отрубил я. – Возможно, пригодится как конюшня.

За спиной Альбрехт сказал громко:

– Высоковато на холм коней таскать… Рекомендую сжечь.

– Или вогнать в землю, – сказал Палант, – в эти… пенаты, как говорит сэр Ричард. По самые, как их… ага, парапеты!

Человек на коленях вскричал, заламывая руки, по лицу побежали настоящие крупные слезы:

– Ваша Багровость!.. Принц! Как можно? Это же… сокровищница всего самого прекрасного на свете!

– А мы варвары, – отрубил я. – Потому и на Багровой Звезде Зла. И сами мы злые.

– И лютые, – сказал Палант с восторгом.

– Ты кто? – спросил я человечка на коленях.

Он ответил поспешно:

– Пауль Лазиус, ваше высочество, ваша Звездная Небесность!.. Старший советник младшего помощника управляющего дворцом!

– Ого, – ответил я. – Как нам повезло. Вот что, старший советник… нарекаю тебя врио, то есть временно исполняющим обязанности управляющего. Главного управляющего. Генералиссимусного! Веди во дворец и рассказывай по пути, что здесь и как, но четко, внятно, с чувством, с расстановкой.

Он подхватился, лицо ошарашенное, испуг смешан с облегчением, страшные захватчики в седлах покатываются со смеху, рассматривая его нелепую с их варварской точки зрения фигуру, а это хорошо, смеются – значит, опасности еще нет.

Он сказал быстро:

– Ко дворцу, Ваша Громовержность, самая короткая дорога вот по этой лестнице… Она и есть центральная, церемониальная, а вы в таком статусе, что любая другая будет умалением вашего величия звездно-небесного принца императорской мантии. Но только…

– Что?

Он вздохнул, развел руками.

– По ней можно только своими ногами. Лестницу создавали в древности Великие маги, она не терпит… неуважения.

Я пожал плечами.

– Гора не идет к Мухаммаду, Мухаммад идет к ней. Веди!

Я соскочил на землю, Альбрехт поинтересовался:

– А мы пока здесь всех перебьем и все спалим?

– Потом, – ответил я. – Сперва все разграбить надо. И молодых женщин увести. Старух оставим… В общем, ждите меня. Эй, Пауль, что застыл? Пойдем!

Лазиус вздрогнул, улыбнулся вымученно, лицо бледное, засеменил впереди, а я двинулся следом неспешно широкими шагами. Эта церемониальная лестница тянется чуть ли не от середины сада, мне показалась настолько протяженной, что вряд ли сам император по ней ходил хотя бы раз пять за всю жизнь.

Либо своим садом не интересуется, либо у него там в покоях свой роскошный сад, судя по исполинским размерам дворца.

Двенадцать широких ступеней, потом просторная площадка с огромными статуями воинов по бокам, снова двенадцать ступеней и площадка с воинами, и так просто бесчисленное количество раз, даже и не знаю, что за удовольствие подниматься по такой лестнице, хотя, конечно, это скорее символическая лестница, олицетворяет нечто важное, уклон едва заметен, даже старики не заморятся.

Лазиус сказал почтительно:

– Здесь обязательно проходят короли, которые впервые занимают трон, им нужно получить еще и разрешение императора на власть в королевстве, здесь идут послы…

– Тоже в день инаугурации? – перебил я.

Он позволил себе подобие улыбки.

– Да, ваша Громовержность. По лестнице должен пройти каждый, но, к счастью, достаточно одного раза. Потому что даже среди королей немало людей тучных или откровенно старых.

Я пошел со ступеньки на ступеньку, откровенно досадуя, что они такие широкие, лучше бы поближе одна к другой, я бы ступал через одну, а то и через две.

– Почему только этой? – спросил я.

Он оглянулся, ухитрился на ходу поклониться, голос задрожал от страха:

– Ваша Солнценосность, умоляю…

– Ладно, – буркнул я. – На остальных что, ловушки?

С последней ступеньки вступил на площадку пролета, пол в черно-красном мраморе, геометрические фигуры, но я как самец, естественно, засмотрелся на металлические фигуры воинов, в полтора моего роста, широкие и даже с виду несокрушимые, молчаливые свидетели мощи императора.

Лазиус охнул и отступил на шажок, даже моя ладонь дернулась в направлении рукояти меча. Обе статуи медленно-медленно повернули головы в нашу сторону, всмотрелись в меня незримыми глазами и, отсалютовав, снова замерли в прежних позах.

Он прошептал потрясенно:

– Как это?.. Что это?.. Никогда раньше…

Меня самого шевеление этих металлических истуканов пробрало до селезенки, но я здесь представляю могучих и неустрашимых завоевателей с Багровой Звезды Зла, потому проговорил с наивозможнейшей невозмутимостью:

– Какое раньше? Я здесь впервые.

– Ваша Звезднонебность! Они вам отдали салют!

– Видел, – ответил я небрежно, – и что?..

Он поспешно было ускорил шаг, потому что я двинулся по лестнице уже без всякой торжественности и помпезности. Не люблю терять время, а насчет всяких условностей надо будет объявить, что Его Небесность или как ее там, сэр Ричард, превыше всяких церемоний, моды или правил, установленных давно и непонятно кем.