Но, как и все защелки в этой старой квартире, ручка была намертво заблокирована толстым слоем краски. Чем дольше и отчаяннее Саша дергала за ручку, тем размытее становился пейзаж за стеклом. Ресницы потяжелели, и, когда Саша моргнула, щеки обожгли крупные слезы.

Она вернулась на кровать, свернулась калачиком и лежала так долго, даже не пытаясь восстановить остроту зрения. Ушла вся в себя, и этому совсем не мешали безостановочно льющиеся слезы.

— Сережа, — тихо сорвалось с губ, прошелестело в воздухе недолго и растаяло: — Сережка, помоги мне…

Сколько она так пролежала, Саша не помнила. Время потеряло свое измеримость. За дверью слышался шум, голоса бродили, потом все стихло.

— Может, они уже все? — как будто чужими мыслями подумала Саша. Как-то отдаленно и отстраненно. — Пожрали и свалили? — Да, хоть бы так. Хоть бы на несколько часов оставили ее в покое, чтобы она могла, не боясь за свою сиюминутную безопасность, подумать о том, как же все-таки выбраться из этой опасной, чреватой мерзкими последствиями западни. — Звери, — сглотнула Саша слезы. — Они же звери.

Задремала, совсем на чуть-чуть, но услышав тихий скрип открывающейся двери, сразу же распахнула глаза, приняла сидячее положение. Внутри все скрутило тугим узлом. Саше показалось, что тишина в квартире стоит пронзительная, и на острие этой пронзительности лишь она и Третий.

Главный отправился «по делам», прихватив с собой Егора, а вот безымянный пока для нее «тюремщик», имени которого она так и не узнала, да и не хотела знать, остался с ней. Или нести дневную вахту слежки за ней, или… Тут Саша даже мысленно не захотела продолжать.

— Вещи постирай… и обед сготовь…

Это все?! Саша не поверила своим ушам. Прямо сейчас ей ничего не грозит? Можно расслабиться, можно дышать как обычно? Не рвано и поверхностно, отчего горло превращается в камень, а незаметно для себя самой, полной грудью? Или это только начало, своеобразная игра в кошки-мышки для раздразнения аппетита?

— Ну… — держа дверь нараспашку и заполнив собой весь дверной проем, Третий молча взирал на Сашу, дожидаясь от нее ответной реакции.

Она поднялась с кровати и, избегая встречи с мужским взглядом, буквально протиснулась в свободное пространство между косяком и даже не подумавшей сдвинуться ни на сантиметр фигурой в дверях. На секунды пришлось тесно прижаться к Третьему, и Саша поняла, что расслабляться пока не стоит. Наоборот, обязательно жди подвоха — приставаний и еще одного эпизода насилия.

Руки дрожали, когда она складывала чужое грязное белье и одежду в машинку. Пришлось приложить немало усилий, чтобы побороть брезгливость. Не только нервы были напряжены, казалось, все чувства обострены в разы. Запахи, звуки, все было слишком резким, раздражающим. А потом снова кухня, мытье посуды, оставшейся с завтрака, и снова готовка, уже на следующий прием пищи. И так, видимо, будет до бесконечности…

Когда Третий вошел в кухню, Саша, тут же интуитивно почувствовав его присутствие рядом, крепко сжала в руке нож, которым нарезала мясо. Негромкий стук стали о разделочную доску прервался, затих. Саша не смела повернуть голову в его сторону, просто знала, что он где-то позади. Выжидающе замерла.

— Даже не вздумай, — раздалось вдруг над ухом справа, хотя Саша ждала его появления, повернувшись корпусом чуть влево.

Вздрогнув от неожиданности, она отскочила от стола и развернулась лицом к Третьему. Близкое расстояние позволило разглядеть его лучше, но увиденное ни капельки не порадовало. Он был ниже Главного, но шире в плечах, от всей его фигуры веяло силой, жестокостью. Это не Егор и даже не Главный. На лице лежала печать уверенности в себе и готовности доказать любому, что с ним нужно считаться. Такой человек никогда не пожалеет о своих поступках, не раскается в собственных действиях. И особо размышлять не будет о том, хорошо это или плохо.

— Не вздумай, — повторил он, заметив дерганое движение Сашиной руки, крепко сжимающей нож. Она выставила его перед собой, словно собиралась насадить на длинное тонкое лезвие любого, кто приблизится к ней. Да даже если бы и хотела Саша выбросить нож, все равно не смогла бы. Рука как будто перестала повиноваться мозгу, действовала сама по себе. Мелко дрожала, нервно прыгала на весу, но упорно не разжималась. Пальцы словно свело судорогой, деревянная рукоятка вросла в ладонь.

— Брось, — с угрозой в голосе велел Третий, — а не то я тебя этим же ножом и вы*бу!

Саша прикрыла глаза лишь на секунду, настолько ей стало дурно от озвученной угрозы. Сомнений в том, что это не дурацкая жестокая шутка, а реальное обещание расправы, не возникло, стоило только вспомнить вчерашний вечер. Всего лишь секунда, но этого животному в человеческом обличье хватило.

Не успела Саша опомниться, как оказалась в крепких тисках-объятиях Третьего. Рывком развернув ее на себя, обняв ее со спины, он больно сдавил запястье руки, держащей нож. С глухим стуком тот упал на пол.

— Ну че ты выеживаешься-то, а? К тебе же по-хорошему… — приговаривал урод, тершись колючим подбородком о щеку девушки. — Вон комнату отдельную дали. Кормим тебя… — вторая его рука полезла к ней под футболку.

Саша закрыла глаза, сдалась. Не стала усугублять то, чему противостоять она не могла, в надежде, что все обойдется малой кровью. Как же жестоко она ошиблась…

Она открыла кран почти наощупь. Согнулась над ванной пополам и чуть не захлебнулась собственной рвотой. Диафрагма сокращалась безостановочно, пытаясь исторгнуть из желудка чужеродную, не предназначенную для переваривания массу. Только исторгаться было нечему, Саша не ела почти сутки. Неукротимые позывы причиняли нестерпимую боль в горле, разодранном грубым, многократным вторжением. В носу все болело так, словно там все разворошили без анестезии. Глаза опухли и практически ничего не видели. Во рту стоял отвратительный вкус, не менее тошнотворный запах не хотел испаряться. Лицо покрывала мерзкая пленка из слез, слюней и …

— Саш, вот, возьми, — дверь позади нее тихо открылась и вновь закрылась.

Сашу согнул еще один мучительный приступ рвоты. Потом еще и еще. Набрав в ладошку проточной воды, она сделала первый глоток и тут же закашлялась, захлебнулась. Горло отозвалось саднящей болью. В носу заломило, пробирая до мозга.

Кое-как умывшись, все еще всхлипывая и икая, Саша обессиленно сползла на пол. Когда рука скользнула по бортику ванной, ладонь зацепила какой-то плоский продолговатый предмет и смахнула его под раковину. Подобрав его по инерции, Саша вгляделась в блестящую штучку. Тонкий блистер с крошечными таблетками и циферками под каждой. Ослабевшая рука сжала блистер. Противозачаточные… В этом аду они ей понадобятся.

В тот вечер вместо того, чтобы сразу поехать домой, Воронов долго наворачивал круги по району. В конце концов вырулил к причалу Москва-реки. Облокотившись о перила, долго смотрел на воду, в которой отражалось множество разноцветных огоньков от возвышающейся напротив новостройки. Странная штука жизнь — все в ней решают деньги. Все. Даже то, кому жить, а кому — нет.