Бульон. Почти горячий.

– Глоточек за маму, глоточек за папу.

– Я не ребенок.

– Да и я не твой папа, – парировал Васька и поднес плошку для следующего глотка.

С горем пополам одолев бульон, я почувствовал, как живительное тепло заструилось из желудка по кровеносной системе во все закоулки организма.

– А теперь спать, – решил я.

– Нет, – уперся кот.

– Отвали.

– Ах так! Ах вот ты как! Да я!.. Я для него... а он! Ну и Перун с тобой! Скоро появятся дружки тех тварей, которых ты убил, они уж точно разбудят без лишних усилий.

Бросив взгляд в светлицу, я с облегчением увидел свежевымытый пол и всякое отсутствие трупов.

– Но где я спрячусь?

– Это, конечно, проблема... но оставаться здесь нельзя ни тебе, ни нам. Правда, Прокопушка?

– Дело баешь, нужно линять.

– Куда? – без надежды на ответ поинтересовался я. – За мою голову, наверное, уже награду назначили.

– А то... – с какой-то непонятной гордостью кивнул Василий. – Можно в глушь уйти, пересидим там, Прокоп с тамошним хозяином договорится, с лешим они вроде как родня, хоть и не близкая, а так – сбоку припеку.

– Не могу я идти – заболел.

– Хворь мы твою излечим, не тревожься, пустим дурную крови – и готово! – можно снова в бой.

– Мне б аспирина...

– Ну, клизму тоже дело.

– Зачем?!

– На всякий-який.

– Спасибо.

– Всегда рады.

Из светлицы раздалось громкое шипение, и кот с криком: «Зелье сбежало!» – бросился к печи.

Домовой поправил одеяло и сердобольно вздохнул.

– Вы, хозяин, не келешуйте, мы не слиняем от вас в трудную минуту. Я вот способ знаю, народный: берете десяток крысиных хвостиков и пучок вороньих перьев...

Досказать рецепт Прокоп не успел, вернулся кот-баюн с чашкой дымящейся жидкости и бодрым голосом предложил выпить «сей напиток чудесный».

– Что это? – спросил я.

– Микстура.

Я понюхал. Действительно, пахло травами и лекарствами.

– Надеюсь, не из мышиных хвостиков? – пошутил я, делая глоток.

– Конечно нет, – успокоил он меня. Подождал, пока я допью, и пояснил: – Из грибов и трав.

– Каких? – Сердечко мое нехорошо заныло, предчувствуя дурное.

– Разных.

– И грибов?

– Само собой... самых лучших, с огромными такими красными шапками в белый горошек.

– А... ты... мухоморами меня напоил?

– Ага. Ими, родимыми.

– Ш-ш-шкуру с-сниму! – борясь с резко нахлынувшей сонливостью, пригрозил я. Изображение окружающего мира подернулось мутной пеленой и принялось раскачиваться, словно маховик ходиков – «тик-так».

Последней здравой идеей, промелькнувшей у меня в голове, было – надо поскорее бежать из этого мира, пока эти дружественно расположенные лекари-самоучки не довели меня до гробовой доски. Если уже не поздно.

Собрав в кулак всю свою волю и удерживая мутнеющее сознание, я принялся лихорадочно действовать. Откуда только силы взялись?

Отправив домового и кота кормить коней, я при помощи Пусика и Гнусика, молча делавших свое дело, спустился в подвал и закрыл за собой дверь.

Извини, Прокоп... извини, Василий...

Превозмогая тошноту и головокружение, я двинулся к двери с надписью «РОДИНА МОЯ. СОВРЕМЕННОСТЬ». Удивительная легкость охватила тело, но одновременно навалилась поразительная истома. Хочется лечь и плюнуть на все. Но нельзя...

Не издав ни звука, дверь отворилась, и я вошел в белую комнату.

Постоял немного, кажется, лишь миг, но, может, и час или больше, поскольку время сошло с ума вместе со всем остальным миром.

Вырывая взгляд из белой стены, словно ботинок, завязший в жидком битуме, я с трудом сообразил, где, собственно, нахожусь и зачем.

Взгляд сполз на дверь, и тело двинулось вперед, ведомое невидимой силой.

Момент движения из комнаты телепортатора (или что там бросает меня из реальности в реальность?) к люку, закрывавшему лаз из подвала, я не помню. Помню крики чаек над головой, дикий вой земляных червей, стенающих в земной тверди подо мной, игриво подмигивающий глаз, появившийся прямо в воздухе на манер улыбки Чеширского Кота... Нужно будет спросить у Василия, не знаком ли он с Кэрроллом, может, и его отварами лечил?

Как-то преодолев нескончаемый коридор и стукнувшись головой о потолок, я пришел в себя. Руки судорожно сжимали перекладину лестницы, голова упиралась в крышку, а ноги топтались на месте, пытаясь преодолеть преграду.

Чудом совладав с замками, я выбрался на свет божий и бегом бросился в ванную комнату, где находилась аптечка.

Прихватив по дороге вазу (идти на кухню за кружкой я побоялся – а ну как не осилю дороги дальней?) и вытряхнув из нее всякий мелкий сор вроде шурупов, гвоздиков, фантиков от конфет и прочей мелочи, я добрел до рукомойника. Холодная вода обожгла лицо и двумя струйками устремилась по спине, заставив меня заорать благим матом. Зато в голове малость прояснилось.

Я сполоснул вазу, наполнил ее на треть водой и сыпанул пригоршню марганцовки. Лишь бы мало не было...

Вода приобрела зловеще-малиновый оттенок.

Припав к горлышку, я принялся вливать в желудок холодную жидкость. Она, сбегая двумя потоками по уголкам губ, побежала по груди, заставив поежиться. Но процесс я не прервал, пока источник не иссяк и выпитое не рванулось на волю.

Крики чаек усилились, глаз сместился вверх и, засияв, превратился в стоваттную лампочку. Лихо закрутив усы, позвякивая шпорами, на стену взобрался коричневый прусак. Он четко отдал честь и отрапортовал: «На вверенном мне участке все спокойно». «Молодец», – подумал я. Но тут таракан стал по стойке «смирно» и расправил крылья, явив моему взору округлое коровье вымя, как раз между двумя задними парами ног, и яркие губки, старательно подведенные блестящей помадой. Таракан, то бишь тараканиха или тараканша? – короче, насекомое с ярко выраженными вторичными половыми признаками подмигнуло мне, и я понял, что тот глаз в воздухе принадлежал ей. Интересно, на что она намекает?

Наверное, прошло немало времени, прежде чем я, чувствуя себя словно выжатый лимон, но с возродившейся надеждой выжить, оторвался от насиженного места, сказал: «Вольно!» таракашечке Антонине Павловне и дополз до телефона, по дороге проглотив пол-упаковки анальгина.

Набрав номер, дождался, пока ответит знакомый голос, и пробормотал непослушными губами:

– Цунами. Это Волхв. Приезжай ко мне. Срочно.

Он начал что-то спрашивать, дескать, что случилось, но я уже ничего не слышал – плашмя рухнул на диван и отключился. Успел лишь схватить за хвост мелькнувшую мысль, что мне повезло, раз я застал его дома.