Усиленную физподготовку сменили занятия с оружием и тактические учения. Перед этим новобранцы приняли присягу. Кирилла это не касалось, он-то свою присягу давно принял. Клясться на Библии в верности Федерации и целовать знамя ему не пришлось. Он этому только обрадовался: обошлось без притворного патриотизма. Он не слушал, что рассказывают на воскресных беседах. Садился в уголке и дрых, пока капеллан распинался о Долге Перед Родиной, Высоких Христианских Идеалах, Нуждающихся в Защите и Тому Подобных Вещах…

Занятия с оружием были поставлены по-немецки методично. Всем выдали тяжелые армейские карабины, с которыми запретили расставаться. Солдаты брали карабины с собой даже в душ.

– Ваше оружие – это ваша жизнь, – втолковывали непонятливым инструкторы. – Оно всегда должно быть под рукой!

Инструкторы охотились за бесхозными карабинами: за каждый «уведенный» ствол им платили премию. Потерявших оружие солдат нещадно пороли. После нескольких показательных порок некоторые солдаты стали спать с карабинами в обнимку.

Досконально изучив карабин, перешли к оружию потяжелее – гранатометам, пулеметам, безоткатным орудиям. Обучение проходило в поле, параллельно с тактическими учениями, с упором на практику. Теории чуть-чуть, если кому интересно – в роте полный комплект учебников; читай после отбоя, если сна не жаль.

Солдат учили десантироваться с брони, наступать и обороняться. Учили взаимодействовать с панцергренадерами и танками.

– В бою у командира нет времени на то, чтобы указывать, кому куда смотреть и куда стрелять. Поэтому каждый из вас должен знать свой маневр, – объясняли инструкторы, приведя взвод в тренировочный городок.

Инструктор ткнул пальцем в одного из солдат.

– Ты! Объясни, как происходит перебежка по двое?

– Ну, это… Мы с напарником перебегаем. Он, типа, меня прикрывает, когда я бегу, а потом я его, – запинаясь и потея, ответил солдат.

– А как твой напарник узнает, что ты уже побежал?

– Я, типа, крикну «первый пошел». А он – «второй пошел».

– Правильно, – коротким кивком инструктор отпустил солдата и поймал следующего.

– Когда я делаю вот так, что это означает? – Инструктор сжатым кулаком два раза стукнул себя по каске.

– Это означает «командирам отделений подойти к командиру взвода», – бодро ответил солдат.

– Правильно. Дальше…

Марш-броски стали с полной выкладкой, в бронежилетах и касках. На двадцать-тридцать-сорок километров. Если кто-то сдыхал и не мог бежать, раскладывали носилки. Товарищи, высунув языки, несли «раненого» до финиша. Понятно, что притворяться никто и не думал – за такое могли морду набить.

Каждое действие отрабатывалось до автоматизма многочисленными тренировками. Тактика малых групп. Как подойти к занятому противником зданию. Как не дать противнику подойти к занятому зданию. Противодействие гранатометчикам и снайперам. В любую погоду, на любой территории. И стрельба, стрельба до одурения, до звона в ушах и головокружения. На ствол клали монетку, при стрельбе она должна остаться на месте. Не удержал, дернул спусковой крючок вместо того, чтобы нажать, – повторяй, пока не сможешь.

После принятия присяги солдат стали выпускать за пределы палаточного лагеря. Те, у кого были деньги, тут же рванули в магазин: надеялись разжиться спиртным. Кирилл в магазин не пошел. В воскресенье, воспользовавшись выходным, он отправился на прогулку по базе: хотел кое-что проверить.

– Ну что, нашел? – спросил Старый, с любопытством наблюдавший, как Кирилл бродит по базе, ковыряя носком сапога землю, колупает ногтем доску объявлений у штаба.

– Ничего хорошего, – сплюнул Кирилл.

С первого взгляда ему стало ясно, что их палаточный лагерь новый; еще в прошлом году все жили в казармах. И доска объявлений была одна, а не три, как сейчас. Их ротой командует унтер, хотя должен командовать лейтенант. И у соседей то же самое – офицеры куда-то делись. Куда? В другие учебки на усиление. Это значит, что такое творится во всех учебных лагерях. Во взводе семьдесят человек, в роте около двухсот, в батальоне все шестьсот. Два «лишних» учебных батальона, это тысяча двести солдат. Только северные учебки давали умопомрачительную цифру «лишних» новобранцев. Куда их столько?

Старый внимательно выслушал и скривился:

– Твою мать! Они собрались наступать!

– Определенно, – кивнул Кирилл. – Мы вляпались…

«Проклятая машина собирается угробить кучу народу», – с ненавистью думал Кирилл. Но ему оставалось только в бессильной ярости сжимать кулаки. Единственной доступной возможностью уменьшить «счет мясника» было как можно лучше выучиться, чтобы уцелеть на поле боя. К этому времени Кирилл уже был курсантом-командиром учебного взвода, сам учился с полной отдачей и другим спуску не давал.

Карабины сменились на автоматно-гранатометные комплексы последней модели. Солдат стали учить пользоваться боевыми тактическими компьютерами, «комлинками». Учения максимально приблизились к реальности. Взвод неделями пропадал «в поле», и дырявые, продуваемые ветром палатки в лагере казались недосягаемой мечтой, далеким забытым миражом.

Как и обещал обер-лейтенант, никого на экзаменах не завалили. Взвод Кирилла оказался настолько хорошо подготовлен, что стал первым не только в батальоне, а по всей учебке.

Новобранцам торжественно вручили новенькие погоны, черные береты, и посвятили в пехотинцы. На радостях все перепились – находчивая солдатня давно приготовила брагу из купленных в магазине конфет.

– Не знаю, что ты им наплел, но такого я давно не видел, – сказал Кириллу обер-лейтенант после церемонии выпуска. – Они даже на солдат немного похожи. Вот что, фон Медем… Обычно так не делается, но для тебя я сделаю исключение. Можешь сам выбрать, куда отправиться. Рекомендую границу с Поднебесной, алтайский участок. Там тишина, красиво – курорт!

– А куда остальных?

– В Латвию, – ответил обер-лейтенант. – В самый огонь.

– Тогда отправьте и меня туда, – твердо сказал Кирилл.

– Ты точно псих, – покачал головой обер-лейтенант. – Но это твое право. Если хочешь сдохнуть, я мешать не буду.

Кирилл вскинул подбородок, всем видом показывая, что сдыхать не собирается. Не мог же он сказать обер-лейтенанту, что у него свои причины стремиться именно на латвийский участок.

И снова поезд, все тот же тюремный вагон. Стуча колесами, он полз вокруг Финского залива на юг, к Риге. Не доезжая до границы, поезд остановился, солдатам приказали выйти с вещами и построиться. Была глубокая ночь, над платформой безымянной станции еле разгоняли темноту немногочисленные фонари.

Поезд уполз, к перрону подали другой состав. Окрашенный в серо-бело-черную краску, с залатанной, видавшей виды броней, поезд выглядел грозно. На крыше вращался радар, смотрели во все стороны зенитные автоматы в башенках.