– Ты готова, стажерка? – спросила Элизабет, складывая ширму. – Сейчас я отведу тебя на испытания.

– Готова, – ответила Офелия, кашлянув, чтобы справиться с комком в горле. «Нельзя давать волю эмоциям, – твердила она мысленно, – такую роскошь я не могу себе позволить. Надо успешно пройти испытания, а для этого требуется максимальная собранность».

Элизабет подвела Офелию к дверям межсемейного амфитеатра. Его полукруглые трибуны могли вместить около сотни человек, но сейчас он пустовал. Слишком много места для одной стажерки. Мужчина в тоге подвел девушку к нижнему ряду, где ее ждали письменные принадлежности и задания.

– Такова традиция, – сказал он, не вдаваясь в разъяснения.

Офелия застряла на первом же пункте: «Перечислите методы известных вам относительных и абсолютных датировок». Остальные вопросы – чем дальше, тем всё более специальные, – относились к той же области исторических представлений и методологий; некоторые из них занимали целые страницы. «Смотри на все как на игру», – сказала Элизабет. Но что-то на игру это не походило. Девушка начала ощущать последствия бессонной ночи, а ее пустой желудок вскоре стал издавать урчание, разносившееся по всему амфитеатру. Подавленная своим невежеством, она сдала работу, и мужчина в тоге велел ей идти за ним. Он привел Офелию в медицинский кабинет, где какая-то пожилая дама приказала ей снять форму (которую она с таким трудом надела!) и тщательно обследовала девушку с головы до ног, попросив ее показать язык и затем проделать серию движений руками, то правой, то левой, – Офелия не поняла, в чем их смысл.

– Такова традиция, – сказала дама.

Она выдала ей темный спортивный костюм, более просторный, чем форма, велела его надеть и повела на стадион под открытым небом.

Снаружи уже стемнело, было сыро. Офелия вышла на беговую дорожку и… не поверила своим ушам, когда инструктор приказал ей пробежать пятнадцать кругов, добавив:

– Такова традиция.

На Аниме единственными видами спорта были танцы, плавание и альпинизм; ни одним из них Офелия никогда не занималась. К концу первого круга ей показалось, что у нее сейчас разорвутся легкие. Девушка взмокла так, словно нырнула одетой в воду: одежда и волосы, насквозь пропитанные пόтом, липли к коже. Дождь уже кончился, но стадион превратился в гигантскую лужу, которую облюбовали лягушки. Офелия начала хромать и остановилась, едва не крича от острой боли в боку, под осуждающим взглядом инструктора. Однако он никак не прокомментировал ее неудачу, вернул ей студенческую форму и коротко сказал, что испытание закончено.

Офелия брела по дороге, освещенной фонарями, не обращая внимания на ночных бабочек, то и дело натыкавшихся на ее очки. Она мечтала о ванне и ужине, но в просторном атриуме общежития царила мертвая тишина: все давно уже спали.

Воспользовавшись трансцендиями, она кое-как перебралась на вертикальный уровень и оттуда на верхний горизонтальный, поблуждала по аудиториям, поднялась на последний этаж, под самый купол, сквозь который на нее смотрели звезды, и наконец отыскала круговой коридор, куда выходили многочисленные двери с названиями студенческих групп.

Офелия вошла к предвестникам.

Здесь стояла такая кромешная тьма, что она наткнулась на несколько кроватей (вызвав сонное ворчание разбуженных студентов), прежде чем нашла свободную. Сложив свою форму на что-то вроде стула, она ощупью расшнуровала сапоги. Снять спортивный костюм уже не было сил. Оставалось надеяться, что голодное бурчание в желудке не перебудит все общежитие.

Офелия легла на кровать и тут же услыхала приглушенные смешки в темноте. На кровати не оказалось матраса.

«Ну конечно, – подумала она, прижав к груди часы Торна. – Такова традиция».

Офелия перелетала с облака на облако над девственной панорамой древнего мира, но не удостаивала взглядом города, леса и океаны прежних времен, мелькавшие под ней, далеко внизу. Она высматривала другое – трамаэро, плывущий в небе. Там она могла разглядеть свой шарф, застрявший в его двери, и знакомый силуэт за одним из окон. Силуэт Торна. Офелия уже приготовилась догнать трамаэро, как вдруг облака под ее ногами начали скрипеть…

Девушка разомкнула веки и недоуменно оглядела комнату сквозь покривившиеся очки, которые забыла снять перед сном. Оказалось, что скрипели не облака, а пружины ее кровати. Она долго недоуменно моргала, пока не вспомнила, где находится и как сюда попала. Спальня, в которой сейчас стояла душная жара, представляла собой комнату с голыми стенами, балками на потолке и одной-единственной ширмой, позволявшей укрыться от нескромных взглядов. Впрочем, сейчас Офелия в ней не нуждалась: в помещении никого, кроме нее, не было. Остальные кровати, на которые она натыкалась ночью, сменились учебными партами.

Если утром здесь и давали звонок, девушка его не услышала. По правде говоря, единственный звонок, который она слышала в этот момент, назойливо дребезжал у нее в голове, и, чтобы его заглушить, понадобилось бы целое ведро кофе.

Офелия с трудом оторвалась от жестких пружин кровати, чувствуя, как протестует каждый спинной позвонок. Ни дать ни взять робот, которого разобрали на части, а потом собрали кое-как, не глядя.

Она без особого удивления обнаружила, что ее форма, лежавшая на стуле, куда-то исчезла. Вероятно, это постарались все те же шутники, которые сочли остроумным стащить ее матрас.

«Я была лакеем Беренильды, игрушкой Фарука и добычей барона Мельхиора, – зевая, подумала Офелия. – Так что дурацкими проделками меня не запугаешь».

Она не стала снимать спортивный костюм, жесткий от засохшей грязи, встала и потянула за шнур, свисавший со стены. Кровать заскрипела, приподнялась и точно вошла в открывшуюся стенную нишу, а на ее место из пола плавно выдвинулась парта.

Другие помещения общежития оказались такими же безлюдными, как спальня предвестников. Офелия никого не встретила ни в столовой, где на ее долю осталась жалкая горсточка хлопьев, ни в раздевалке, где она долго искала себе новую форму, ни в общей душевой, где безжалостно, едва не сдирая кожу, смывала с себя грязь. Затем она подошла к доске объявлений, но на сей раз механическая рука ничего ей не сообщила. Девушка понимала, что должна где-то находиться, вот только знать бы, где именно.

Н‑да, хорошенькое начало для специалистки по информации.

Бродя по галерее, Офелия невольно вспомнила Амбруаза и представила себе, как он сидит в одиночестве, среди роботов своего отца, в ожидании новостей от нее. Наверно, считает ее самой неблагодарной стяжательницей на свете, готовой бросить одного покровителя ради другого, который больше даст. Офелия могла бы ненадолго слетать к нему через зеркало, хотя расстояние было великовато, но пока не обнаружила в «Дружной Семье» ни одной зеркальной поверхности, ни большой, ни маленькой. Видимо, об этом позаботилась леди Елена, не желая поощрять кокетство в своих воспитанницах.

А в общем-то, это даже к лучшему: соблазн соблазном, однако Офелии не следовало демонстрировать здесь свойство проходить сквозь зеркала. Она и без того сильно рисковала, открыв экзаменаторам свой талант чтицы.