– А почему вас разделили, если студенты проходят одно и то же обучение?

– Потому что такова традиция.

И Элизабет принялась задумчиво жевать на ходу ластик своего карандаша, не отрывая глаз от записей в блокноте; ее длинные волосы колебались в такт походке. В одном из боксов, где сидел вниз головой экспериментатор, раздался взрыв, оттуда повалил густой дым и донеслись возбужденные крики, но Элизабет не обратила на это ни малейшего внимания. Судя по всему, она была не расположена к беседе.

Зато Офелия хотела поговорить.

– Меня привело сюда объявление в Мемориале. Я узнала о наборе предвестников в группы чтения и решила попытать счастья. Уверена, что учеба в вашей Школе мне по силам.

Элизабет искоса взглянула на нее, перестала жевать ластик и остановилась. Ее взгляд, миг назад блуждающий и отчужденный, сверкнул как молния. Изменился даже ее голос – теперь он дрожал от ярости:

– Можешь распрощаться со своей уверенностью! Как ты смеешь судить о нашей Школе? Твой талант… пока это всего лишь болванка, из которой еще нужно что-то выковать. В группах, которые ведет Лорд Генри, требуется такое мастерство, до которого твоим рукам далеко; скорее всего, ты его никогда не освоишь.

Офелия так судорожно сжала кулаки, что кожаные перчатки заскрипели от натуги. За сегодняшний день ее профессиональную гордость уязвили уже дважды, а ведь ей было чем гордиться… Элизабет продолжала смотреть на нее в упор поверх своего блокнота, однако в глазах аспирантки не было ни враждебности, ни дружелюбия: казалось, она хладнокровно ждет взрыва возмущения своей жертвы.

Но Офелия заставила себя выровнять дыхание и разжать кулаки. Теперь ей стало ясно главное: благонамеренному гражданину, а уж тем более виртуозу, не подобает выпячивать индивидуальные достоинства. Интересы коллектива куда важнее личного честолюбия.

– Вы правы. Чем больше я узнаю об окружающем мире, тем лучше понимаю, как плохо знаю его.

Полузакрытые веки Элизабет опустились еще ниже, но Офелия успела заметить между ее ресницами искорку удовлетворения.

– Что ж, откровенность за откровенность: у меня тоже есть своя гордость. Я люблю этот город, люблю Мемориал, люблю «Дружную Семью». И хочу, чтобы все другие доказали такую же преданность нашей Школе. И уважение к моей работе.

– А вы работаете для групп чтения?

Элизабет поднесла свой блокнот к очкам Офелии. Он был сплошь испещрен бессвязными словами и цифрами.

– Алгоритмы, функции, итеративные[17] структуры, условные структуры, – объяснила она. – Это группы чтения работают для меня. Я занимаюсь новым каталогом. А чтецы кодируют базу данных, которую я разработала для Лорда Генри. Большинство древних документов Мемориала не датированы и не аутентифицированы, а для этого требуются безупречно точные экспертизы. В настоящее время я отвечаю за систему перфокарт, с помощью которой Лорд Генри сможет легко ориентироваться в тысячах единиц информации.

Офелия невольно устыдилась: двойное унижение внезапно стало для нее полезным уроком. Элизабет, конечно, была немного младше ее, но уже обладала таким опытом, какой невозможно измерить в годах.

– Леди Септима должна подготовить тебя за три недели, – добавила Элизабет. – Если ты и вправду такая способная, как ей кажется, и будешь беспрекословно слушаться ее, тогда, возможно, тебе повезет попасть в наши ряды.

– Леди Септима, – повторила Офелия, стараясь запомнить это имя. – А я думала, что группами чтения руководит Лорд Генри.

Губы Элизабет внезапно искривила усмешка, непривычная для ее бесстрастного лица.

– Лорд Генри неспособен руководить. Он робот и никогда не покидает Секретариум.

«Значит, мне нужно свыкнуться с тем, что на Вавилоне роботы – полноправные члены общества, – подумала Офелия, – и некоторые из них даже зовутся Лордами». Она уже собралась расспросить Элизабет о Секретариуме, а главное, о том, как туда попасть, но тут же прикусила язык. Ее интерес мог вызвать подозрения, а она сегодня и без того совершила слишком много промахов. Поэтому Офелия лишь коротко сказала:

– Спасибо.

Элизабет пожала плечами и направилась к доске объявлений в центре атриума. Механическая рука в этот момент как раз выписывала на ней мелом:

– Мы слегка запоздали, – констатировала Элизабет. – Тебе давно пора надеть форму. Давай-ка, пошли скорей! – добавила она, не проявляя никаких признаков торопливости.

Она провела Офелию в раздевалку общежития, выбрала ей форму и расставила ширму для переодевания. Рубашка, пиджак, брюки и сапоги изобиловали таким количеством шнурков, что Офелия в них безнадежно запуталась. А застегнув пиджак, чуть не задохнулась: это тесное одеяние буквально сплющило все ее тело.

Элизабет указала девушке на серебряный галун, украшавший темно-синий рукав пиджака.

– Обращай внимание на галуны: стажеры-виртуозы носят только один. Курсанты-виртуозы первой степени – два. Курсанты-виртуозы второй степени – три. В общем, по одному галуну за год, такова традиция.

Офелия благоразумно смолчала, хотя вовсе не собиралась жить здесь так долго. Как только ей удастся получить доступ в Секретариум и напасть на след Торна – желательно, чтобы это случилось одновременно, – она поблагодарит за науку и откланяется.

– Вот эмблема предвестников, – продолжала Элизабет, указывая на пару серебряных крылышек, украшавших ее сапоги на уровне щиколоток. – Ты получишь такие же, если успешно пройдешь трехнедельный испытательный срок.

«Если? – повторила про себя Офелия, пряча в карман пиджака часы Торна. – Почему же не когда?»

– А в чем он заключается, этот испытательный срок?

– М‑м-м? Ну, тебя подвергнут всяческим тестам. Довольно болезненным – многие кандидаты их не выдерживают. А некоторые даже умирают, хотя такое бывает редко. – Элизабет покосилась на испуганно пожелтевшие очки Офелии и спокойно добавила: – Ладно, я пошутила. Никто тут не умер и не пострадал. Смотри на все как на игру.

На сей раз Офелия убедилась в том, что до этого только смутно ощущала: ее сердечный ритм явно учащался от юмора Элизабет.

Девушка застегнула пряжку поясного ремня, и ей стало не по себе.

Весь день она пыталась забыть всё, что пережила с момента появления на Вавилоне, и сосредоточиться на новой атмосфере, в которой ей предстояло жить. Но теперь, когда она натянула на себя этот странный мундир, ее одолело уныние. Офелия сделала глубокий вдох, стремясь подавить щемящее чувство потери, но перед ее мысленным взором упорно вставала одна и та же картина: сумка, волочившаяся за трамваем, а в ней – ее шарф. Ну почему судьба распорядилась так жестоко, вернув ей первую и лишив второго?!