ли с тобой в порядке, — наконец говорит он, кладя руку на мою щёку.

Я чувствую, как мозоли его ладони и кончики пальцев касаются моей кожи, прикосновение легче, чем вы когда-либо думали, что такой большой человек способен на это. Я борюсь с желанием закрыть глаза и наклониться, уткнуться лицом в его ладонь и впитать его тепло, как будто у него под кожей солнце.

Его голос становится хриплым.

— Мне жаль, что я принёс хаос в твою жизнь. Это не входило в мои намерения.

— Всё в порядке, — выдыхаю я, замерев, наблюдая, как он наклоняется чуть ближе.

Он смотрит на мои губы, я смотрю в его глаза, и мы едва касаемся друг друга, но каким-то образом я чувствую его повсюду, на каждом сантиметре своей кожи, как будто этот незнакомец, которого я не знаю от Адама, каким-то образом более настроен на странную волну Джеммы, на которой я работаю, чем кто-либо другой.

А потом он открывает рот и говорит:

— Чертовски жаль, что я больше не могу тебя видеть.

Подождите.

Что?

Какого чёрта?

— Прости? — спрашиваю я, задыхаясь.

Он всё ещё смотрит на мой рот, но после моих слов его глаза возвращаются ко мне. Он читает замешательство на моём лице, опускает руку.

— Я больше не могу тебя видеть, — говорит он, и я думаю, что в его тоне слышится сожаление, но я немного зла, чтобы переварить это.

На самом деле, я слишком зла, чтобы переварить это.

— Итак, ты вызвал меня сюда… Зачем? — в моём голосе звучит недоверие. — Чтобы я почувствовала себя идиоткой… прости, ещё большей идиоткой?

Его лицо мгновенно становится безучастным, глаза превращаются в бесстрастные диски.

Я отворачиваюсь от него так быстро, что у меня кружится голова. Мои глаза останавливаются на двери, и я мчусь в её направлении, подпитываемая гневом и большим смущением, чем мне хотелось бы признать.

Отвергнута. Снова.

Опять!

Это было бы смешно, если бы не было так унизительно.

— Джемма, подожди… — его голос разносится по комнате, раздражающе спокойный.

— Я ухожу отсюда, — я выплёвываю слова изо рта, как яд. — Пожалуйста, что бы это ни было, давай не будем делать этого снова.

Я тянусь к дверной ручке, но он рукой сжимает мою руку, хватка достаточно сильная, чтобы полностью остановить моё продвижение. Я резко останавливаюсь, оглядываясь на него через плечо прищуренными глазами.

— Отпусти меня, — шиплю я, бросая на него самый холодный взгляд.

Он рефлекторно сжимает руку.

— Нет, пока ты не позволишь мне объяснить.

Мои брови взлетают вверх, а лицо искажается в нетерпеливом, высокомерном выражении, которое говорит: поторопись, придурок, у меня нет на это времени.

Он взглядом изучает мое лицо, и его губы снова дёргаются, он думает, что я забавная.

Забавная!

Я начинаю дёргать свою руку, пытаясь вырваться из его хватки, но она только крепче сжимается от моих усилий.

— Джемма.

Я замираю от своего имени. Не нарочно, конечно, — это просто непроизвольная реакция на то, как эти губы формируют слоги, когда они так близко от моих.

— Мне жаль, — его голос снова хриплый.

Я вздёргиваю подбородок, без слов отвергая его недостаточные извинения.

Его глаза вспыхивают, и мой живот сжимается, когда он смотрит на меня.

— Я думал, что если я сделаю это касательно бизнеса, это будет проще, — он резко выдыхает. — Это не так.

Всё ещё молча, я жду, что он объяснит. Я, например, закончила говорить.

— Я только что вернулся в город. У меня есть… — его взгляд резко отрывается от моего, но я вижу, как работают мысли. — …определённые обязательства, если хочешь, на которых я должен сосредоточиться прямо сейчас. Я не могу позволить себе отвлекаться.

Мои глаза расширяются, и мой голос падает до рычания негодования.

— И я отвлекаю внимание?

Он немного колеблется, затем кивает.

Я ничего не могу с собой поделать. Я наклоняюсь ближе.

— Ты так чертовски самоуверен.

Его глаза возвращаются к моим, сузившись, пока я наблюдаю.

Мой голос падает до яростного шепота.

— Ты думаешь, из-за того, что мы дважды поцеловались, ты меня заинтересовал? Что ты можешь щёлкнуть пальцами и впустить меня в свою жизнь, отвлекать тебя на весь чёртов день? — я фыркаю. — Ха! Может быть, вы, миллиардеры, просто предполагаете, что можете иметь всё, что захотите, когда захотите, но мне жаль сообщать тебе об этом…

Его глаза начинают сверкать гневом.

— …Я не продаюсь.

С этими словами я выдёргиваю руку в яростном рывке, который, я знаю, приведёт к синякам, хватаюсь за ручку двери и исчезаю в коридоре раньше, чем он сможет поймать меня снова. Я не оглядываюсь, проходя через вестибюль, игнорируя Аниту, когда миллион раз нажимаю пальцем на кнопку вызова лифта, нервно переминаясь с одного каблука на другой, ожидая, когда рука снова сомкнётся вокруг моего бицепса.

Я вздыхаю с огромным облегчением, когда двери лифта открываются, и я вхожу внутрь.

Напряжение спадает с моих плеч, когда я поворачиваюсь, смотрю на панель с подсвеченными кнопками и нахожу ту, которая вернёт меня на уровень земли. Двери начинают закрываться, я поднимаю глаза и понимаю, что моё облегчение было преждевременным. Каждый мускул в моём теле застывает на месте, застыв от страха, предвкушения и, если честно, волнения, когда я замечаю его, стоящего в вестибюле недостроенного офиса. Это всё равно, что увидеть Давида Микеланджело среди растрёпанного мира банок с краской, тряпок и пыли от гипсокартона. Он не двигается, чтобы остановить меня — он просто стоит, скрестив руки на груди, и смотрит на меня так пристально, что я боюсь, что воспламенюсь на самом деле.

Мне каким-то образом удаётся держать себя в руках, пока двери, наконец, не закрываются, отрезая мне вид на него, но как только я остаюсь одна, я прислоняюсь спиной к стене лифта. Моё сердце колотится так сильно, что я боюсь, что оно может просто не выдержать, и я закрываю глаза в тщетных поисках самообладания.

Почему-то после последнего получаса я сомневаюсь, что когда-нибудь снова буду спокойна.

ГЛАВА 12

ВОТ ДЕРЬМО

Я стучу три раза и жду, прислушиваясь к шагам, пересекающим квартиру, пока дверь не распахивается.

— Детка, — Марк смотрит на меня через порог, всё ещё держа в руке дверную ручку. — Не буду врать, ты выглядела и получше.

— Марк! — кричит Крисси с дивана. — Это не то, что следует говорить девушке после того, как у неё был тяжелый день. Ты либо говоришь: "Хочешь, я налью тебе бокал вина и помассирую тебе ноги?", либо вообще ничего не говоришь!

— Дорогая, я не думаю, что Джемма хочет, чтобы