Мне снится сон. Я в своем месте силы. Но сколько я ни пробую зайти в море и напитаться магией, у меня ничего не получается. Я слабая и немощная, могу только ходить по берегу вдоль кромки воды, как обычный, без магических сил, человек.

Мама! Помоги мне! Кайден! Кто-нибудь??!

Не бойся, это всего лишь грусть. Такая легкая, словно снег. Я этой ночью тебе приснюсь, А ты назавтра приснишься мне. Что испытания? Тот же дар. Мы будем сниться… В мороз и в дождь. Твой сон идет по моим следам, Чтоб не обжечь по пути подошв. Из звездной пыли связная нить. Она — космический оберег. Чтобы разлуку нам пережить, Я этой ночью приснюсь тебе…Анна Тукина

Просыпаюсь от того, что кто-то меня довольно сильно хлопает по щекам.

Вырву руки и вставлю другой стороной этому бесцеремонному смертнику!

— Давай, очнись уже, изнеженное высочество! — голос грубый, но явно женский.

Я открываю глаза и фокусирую взгляд на толстом лице с мелкими и неприятными чертами. Моя тюремщица. Нос с красными прожилками, значит, любит выпить. Это хорошо. Пьяницы — ненадежные тюремщики.

— Время приводить тебя в порядок, скоро принц Антуан придет, а ты тут лежишь, как мертвая — мерзко хихикая, она схватила меня за руки и потащила с кровати.

Мое тело безвольно висело на вытянутых руках, ноги больно ударились о пол, когда эта бабища тащила меня в ванную. Внутри я вся кипела от унижения и злости, но тело просто мне не подчинялось. Не знаю, что было в том зелье, которое мне вчера насильно залили, но сейчас я ничем не руководила. Ни своей реальной жизнью, ни снами. Беспомощна, как младенец.

Тюремщица раздела меня и уложила в ванну. Горячая вода неприятно обожгла кожу, я сделала неловкую попытку вылезти, но ее мгновенно пресекли, придавив меня рукой в грудную клетку. Побарахтавшись еще какое-то время, я поняла, что только зря расходую последние силы и прекратила сопротивление.

Женщина меня вымыла, вытащила из ванной и, усадив на стул, вытерла кожу и волосы. Она использовала какой-то предмет, и волосы у меня мгновенно высохли. Тогда она принялась меня расчесывать. У меня заслезились глаза, так сильно она била гребнем по коже головы и дергала за волосы по все длине.

Когда я уже сидела причесанная, но еще без одежды, тюремщица ткнула мне в зубы чашкой с мерзким зельем.

— У тебя есть выбор, неженка. Или ты пьешь сама, или я заливаю в тебя, как вчера.

С дрожью вспомнила, как вчера чуть не задохнулась, пока меня «поили». Но и безропотной овцой на заклание я идти не готова. Что же делать?

Видимо, тюремщице мои раздумья показались долгими, потому что она резко передумала давать мне выбор. Схватила меня рукой за челюсти с двух сторон и больно надавила, а когда я вынуждена была, закричав от боли, открыть рот, она вылила содержимое чашки мне просто в горло.

Противная на вкус жидкость почти вся потекла в желудок, но поскольку я все-таки сопротивлялась, то часть пошла носом, заставив меня кашлять и чихать.

— Развела тут грязь! — удар ладонью по щеке и уху на какое-то время отозвался звоном в голове.

На лицо опустилось что-то мягкое и приятное, наверное… Но я была в панике, что меня сейчас удушат, а потому усилила сопротивление, насколько это вообще было возможно под воздействием всей той гадости, что мне спаивали.

— Сиди спокойно! Я просто вытру лицо! Послала же Богиня припадочную!

Женщина вытерла меня и, схватив под руку, почти понесла, выворачивая мне плечо, в спальню. О, прогресс! Почти как принцессу повела, не тащила, как тряпку за собой. Видимо решила, что вымытой мной, полы подметать не стоит, то ли дело, когда я грязная.

Усадила меня на кровати, надела тоненькую ночную рубашку, длиной до середины бедра. Осмотрела, как племенную кобылу, кивнула, видимо осталась довольна. Обошла меня сзади и, подхватив подмышки, дотянула головой до подушки, укрывать не стала.

— Так и лежи, не смей сдвинуться, сейчас принц придет!

Сказав это, еще раз меня осмотрела и вышла, закрыв за собой дверь.

Я осталась одна. Посмотрела на окна, надеясь понять, сейчас хоть день или ночь, но те были закрыты ставнями. Почувствовала, как меня все больше охватывает апатия. Учитывая, что меня сейчас ждет, это странно. Значит вот, что это за зелье! Они ментально меня глушат! Я начинаю туго соображать и плохо координировать свое тело, а раз это воздействие на мозг, то и сны я из-за этого не вижу. Подобное открытие должно бы привести меня в ужас, но этого нет, только легкая досада.

Мои вялые мысли прерывает звук открываемой двери.

Входит Антуан. Он одет в брюки и расстегнутую до пояса рубашку. Садится на край кровати. От него пахнет вином и, я вижу, что он довольно сильно пьян. Подсаживается ближе и проводит рукой снизу вверх по моей ноге. Поглаживает коленку, бедро.

Я судорожно сглатываю и через силу, как будто не своим ртом, говорю:

— Антуан, пожалуйста, не делай этого.

Он поднимает на меня глаза, где в красных от недосыпания и выпивки белках, плавают мутные зрачки. Ощущение, что он вообще не понимает, кто я и что тут делаю. Затем он прикрывает глаза на долю секунду, а когда открывает, я замечаю слабый проблеск сожаления и вины. Если он действительно это чувствует, надо попытаться давить на жалость.

— Антуан, пожалуйста, не причиняй мне вред. Ты меня слышишь? Это я, Элиза. Прошу тебя, пожалей меня.

Он что-то невнятно говорит. И продолжает лезть руками под короткий подол. Ко мне сразу приходят воспоминания о той нашей единственной ночи. Чувство беспомощности усиливается, как и отвращение к нему и тому, что он делает. Против моей воли, начинают катиться слезы. Крупные и горькие. Я не сдерживаю всхлипа, и резкий звук разрывает, возникшую было тишину.

Антуан дергается и опять смотрит на меня. Потом на свою руку, которая вот-вот дотронется до самого интимного в моем теле. И опять что-то неразборчиво говорит, но теперь часть слов я могу разобрать:

— Отец… надо… для королевства… слушаться… не жалеть девчонку… думать как король.

И он другой рукой рвет бретель ночной рубашки, оголяя мою грудь. И я не в силах сдержаться, начинаю рыдать в голос и просить:

— Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, прошу тебя, Антуан!

Но, когда он сжимает пальцами сосок моей груди, отвращение во мне превозмогает страх и я, не сумев сдержаться, опустошаю свой желудок просто на его расстегнутую рубашку.

Антуан подскакивает, вытаращив глаза, смотрит то на меня, то на свою испачканную грудь, сначала краснеет, потом бледнеет.

А я начинаю испуганно икать, продолжая всхлипывать и плакать.

— Богиня! Я не могу!

После этого восклицания, Антуан резко поворачивается на каблуках и быстро уходит, бахнув дверью с такой силой, что с потолка упал кусок художественной отделки.