это не сочинения, не плод собственных раздумий и наблюдений молодого человека, а какие-то никому не нужные компиляции, создаваемые по строго установленному шаблону, с обязательным «введением», с обязательными «первой» и «второй» частями и с не менее обязательным «заключением». Действительно, ничего, кроме умения «сдувать» с книжки или со шпаргалки подходящие цитаты, кроме навыка составлять канцелярскую «докладную» о прочитанных произведениях литературы, такие «сочинения» дать не могут. Но почему же они возникли, из чего? Не из самого ли метода преподавания литературы?

Я далек от утверждения, что «разборы» не нужны совсем. Для меня ясно только, что они должны обрести какую-то иную форму, отнюдь не это холодное и хладнокровное анатомирование с отсечением рук и ног. Нельзя из них выпускать живую кровь, живую душу. Только врачей учат анатомированию человеческого тела, то есть специалистов, профессионалов. А все остальные любуются красотой человека, не стремясь определять, каких размеров у него печень – не увеличена ли, часом, не мучает ли его изжога и насколько правильно срослись в детстве его черепные кости.

Всякое сравнение хромает. Это, конечно, тоже. Но хочется, чтобы как-то иначе наши учителя раскрывали перед учениками внутренний мир литературы, чтобы впечатляющая сила книги не ослабевала под скальпелем «разбора». Если ребенок ощутит красоту литературного произведения, если взволнуется его образным содержанием, воспримет его мысли, его идеи, – будет сделано большое, важное дело.

Книга – великое оружие. Одно из величайших на земле. Но хочется спросить учителей, преподающих литературу: достаточно ли в их распоряжении хороших книг о нашей жизни, о нашей действительности, вполне ли устраивают их эти книги, находят ли они в книгах того героя нашего времени, который мог бы стать идеалом для советских ребят, героя – строителя нового общества, героя-созидателя, человека больших чувств, значительных, красивых помыслов?

Четвертого июня в «Учительской газете» было помещено письмо группы московских учителей, обращенное к писателям. Письмо называлось: «Мы вместе воспитываем человека». Это очень важное письмо, но, к сожалению, если не ошибаюсь, единственное за последние несколько лет. Выходят на экран скверные, дурного вкуса кинофильмы – учителя об этом ни слова, как будто бы им безразлично, что такие картины мешают идейному воспитанию школьников. Появляются на театральных подмостках слезливые, сентиментальные спектакли, рассчитанные на вкус обывателя, – учителя ни слова о них. Появляются плохонькие, мелкотравчатые рассказы, повести, романы – учителя опять-таки молчат. А ведь это же верно: мы вместе воспитываем человека. Значит, учителям должно быть до крайней степени не все равно, о чем и как пишут романисты, драматурги и кинодраматурги. Ребячьи души легко ранимы, легко поддаются влиянию. Одной талантливо, но неверно написанной книгой, одним отлично снятым, но гнилым по содержанию кинофильмом, одной ловко составленной и распространенной по десяткам театров «чувствительной» пьесой можно свести насмарку долгую работу учителя. Разве это не может не обеспокоить учителей?

Очень хорошо, что учителя-москвичи подали свой голос в печати. Правда, письмо их несколько односторонне – они обращаются, главным образом, к тем писателям, которые пишут на так называемые «школьные» темы. А человек воспитывается отнюдь не только на литературе о школе; прежде всего он воспитывается на хорошей литературе, на литературе больших характеров, литературе героических дел и ярких идей. Вопрос, следовательно, заслуживает того, чтобы ставить его шире. Почему бы учительской общественности не обсудить в полный голос такие шумные, «кассовые» пьесы, как «Иркутская история» и «Неравный бой»? К первой, например, театральная критика отнеслась явно односторонне, не пожелав увидеть недостатков. Вторая тоже в большинстве случаев рассматривается со стыдливой снисходительностью. После могучих-то сценических полотен Лавренева, Погодина, Корнейчука, Вишневского да такая бытовистенькая, трогательненькая драматургийка! Разве нет тут повода для большого разговора?

Велики задачи нашей страны, нашего народа – задачи не только внутренние, но и международные. Литература и искусство обязаны отвечать уровню этих задач. Литература и искусство обязаны поднимать человека, давать ему крылья для большого полета, а не ставить его на подножный корм обывательщины, не расслаблять его душу. Они должны вести вперед, а не отводить в сторону, не тянуть назад.

Я говорю это все на страницах газеты наших учителей, потому что разделяю утверждение: да, мы вместе воспитываем человека. С нас вместе спросится, если мы будем плохо воспитывать. О нас вместе будет сказано историей доброе слово, если мы это будем делать хорошо.

1960 г.

Наш компас

Многие из нас, литераторов, раздумывают о Владимире Ильиче Ленине – о его характере, поступках, обо всей жизни и никакими общепринятыми мерками не измеримом пламенном труде одного из величайших гениев человечества. Раздумья наши приносят иной раз свои материализованные плоды: выходят в свет романы и повести, в которых так или иначе трактуется жизнь Ильича, появляются на экранах кинофильмы, показывающие Ленина, живописцы и графики демонстрируют на выставках портреты вождя Октябрьской революции, жанровые сценки с его присутствием.

Естественно, что каждый прозаик, поэт, драматург, режиссер, деятель кисти и карандаша видит и изображает Ленина по-своему. Для одних он – могучее средоточие революционной воли, яркий, взрывчатый интеллект, несокрушимая убежденность, воспламеняющая сердца и умы тысяч и миллионов, человек неустанного, активного действия. Другие ищут в нем, главным образом, мыслителя, теоретика, творца идей. Есть и третьи, которым в Ленине хотелось бы видеть добряка и всепрощенца, с полудетской наивной улыбкой в глазах опускающегося на корточки перед каждым встречным парнишкой, дабы отечески вытереть тому нос или при полном серьезе выслушать чушь, какую парнишка понесет с экрана, со страниц книги по воле автора сценария, повести, рассказа.

Мне думается, Ленина невозможно ощутить и понять через второстепенное и третьестепенное, через то среднечеловеческое, которое, конечно же, всегда присутствовало и присутствует даже у самых выдающихся представителей рода людского во всю его долгую историю. Из этого общедоступного источника можно брать лишь черты и черточки, в какой-то мере дополняющие главное, основное, неповторимое, но ни в коем случае нельзя из них составить правдивый ленинский образ. По-настоящему творчески увидеть и осмыслить Ленина возможно с позиций единственно верного принципа, какой исповедуют великие художники мира: беру глыбу мрамора и отсекаю все лишнее. У нас часто получается наоборот: для изображения Ильича берут одно лишнее, которым заслоняется главное.

В Ленине, если внимательно читать воспоминания современников и особенно его собственные труды, все среднечеловеческое, общечеловеческое подчинялось главному, ленинскому и только ленинскому. Ленин, прежде всего, был страстным борцом, которого ничто не могло остановить на избранном пути. Он шел через любые трудности – через вопли и клевету врагов, через неверие, трусость, отступничество иных из своих соратников, через непонимание, проявляемое другими, через колебания третьих, нежелание четвертых. Зная свою правоту, Ленин не боялся остаться во временном меньшинстве и даже чуть ли не в одиночестве, когда дело касалось