давлением живой действительности, возник замысел «Братьев Ершовых».

После «Братьев Ершовых» я опять принялся за роман об обороне Ленинграда. Главы из него были опубликованы весной 1959 года в журнале «Огонек».

В то время, когда публиковались эти главы, меня пригласили приехать в Дзержинск, где в городском театре должна была состояться премьера инсценировки по «Братьям Ершовым». Поехал. Дзержинск – это крупный интересный город. На одном из его заводов существует целый цех, который борется за право быть названным цехом коммунистического труда. Множество до чрезвычайности интересного увидел и услышал я в этом замечательном цехе. Настолько интересного, что боюсь, как бы мой военный роман вновь не уступил место «мирному», современному роману – роману о нашей молодежи, строящей коммунистическое общество.

Жаль, конечно, если случится так, что ленинградский роман снова на какое-то время ляжет в стол. Но радостью, какую каждый раз несет с собой работа над новой темой современности, искупается всё, искупится и это очередное огорчение.

Люди большой души

Принимаясь за эту статью, я долго раздумывал, как бы покрасивее, повыразительнее назвать тех, кому хочется посвятить сегодня дружеское слово, как бы получше сказать о людях, которые во многом определили в свое время жизнь каждого из нас, – об учителях. Сказать о них: инженеры человеческих душ? Но, во-первых, это уже было, а во-вторых, не слишком-то оно точно для людей, занимающихся воспитанием человека. Тогда, может быть, не инженеры, а мастера человеческих душ? Теплоты в этом больше, но все равно хотелось бы найти.

Одно за другим возникали подобные этим, не менее выспренные слова и пышные титулы. И все были отброшены. Оглядываясь на школьные годы, я никак не мог увидеть там ни «инженеров», ни «лоцманов», ни каких-то «кузнецов». Я видел Германа Васильевича, Ольгу Николаевну, Василия Кузьмича, Екатерину Родионовну – простых, хороших, не всегда добрых и даже, с ребячьей точки зрения, не всегда справедливых людей, но почему-то именно писатель не имеет права поступать так, чтобы они усомнились, разочаровались в нем как в человеке. В отношениях учителя с учениками не должно быть ни лжи, ни обмана, ни мелочного самолюбия, ни вообще ничего мелочного.

Иной раз полагают, что учителем может быть всякий, кто окончил соответствующее учебное заведение и получил об этом соответствующую бумагу – диплом. Это неверно. Профессия учителя, как никакая иная, непременно требует призвания и таланта. А диплом, к сожалению, может получить каждый, «прошедший курс наук» в институте или в техникуме, независимо от своих наклонностей. Не так уж редки случаи, когда «учиться на учителя» люди идут только потому, что проваливаются на экзаменах в другие учебные заведения, то есть от полнейшей своей бесталанности. Хорошие же из таких получаются пастыри молодых поколений!

Забредшие в педагогику «кузнецы знаний» работают ремесленнически, формально. Я назвал учителей, о которых вспоминаю с благодарностью. Но я могу назвать и такого, о котором и сейчас, спустя тридцать пять лет, думается очень нехорошо. Этот сухой и черствый человек совершенно не понимал юмора. Если кто-либо из ребят сострит на уроке – будет немедленно изгнан из класса. Если на вопрос ответит сверх того, что преподал сей муж, – будет заподозрен в тайном намерении уязвить учителя. Если совершена какая-нибудь пустяковая, повседневная шалость, – пастырь примется с бычьим упорством добиваться, чтобы класс во что бы то ни стало «выдал зачинщиков». Он обожал ябедников, фискалов, подлиз. Он не мог переносить того, что школьник способен заиметь какое-то свое мнение о чем-либо и высказывать свое суждение об этом. Человеку мелкой души были близки лишь родственные мелкие душонки, и он их старательно выращивал вокруг себя.

Его не любили все, даже милые его сердцу ябедники и подлизы, – не любили потому, что и они не были уверены в нем, потому что он и их мог в любую минуту принести в жертву своему эгоизму, себялюбству, бездушию.

На свете есть две такие профессии, в которых никак нельзя без таланта, без призвания, без огромной любви к человеку. Это профессии врача и учителя. Плох врач, который только вызубрил что-то по учебникам, но не является человековедом, и совершенно плох учитель, знающий, как провести урок, но не имеющий понятия о том, как добраться до ребячьей души, и не только добраться, а и повлиять на нее, осторожно, умело, тонко тронуть в ней самое сокровенное.

Учитель не просто учит. «Просто учат» дрессировщики собак, которые, вырабатывая условные рефлексы у наших четвероногих друзей, делают это по раз и навсегда составленным и апробированным программам натаскивания. Учитель вместе с семьей ученика, вместе с пионерской организацией, с комсомолом, обучая, участвует в формировании характера и сознания молодого гражданина своей страны. Если учитель не успеет преподать школьнику какой-то из вариантов решения той или иной задачки или не в полной мере разъяснит ему схему пищеварения ящерицы, это еще полбеды: покинув школу, ученик всегда найдет такие познания в книгах. Но вот если учитель не сможет привить питомцу любовь к труду, любовь к своей родине, к своему народу, если выпустит его из школы себялюбцем, склонным к стяжательству, человеком неблагородных помыслов и маленького сердчишка, – это настоящая беда. Такому воспитателю хочется сказать: «Дорогой товарищ учитель! Ученики твои берут с тебя пример, ты их идеал. Питомцы Макаренко все до одного стремились быть похожими на „Антона“. Твои питомцы тоже стремятся быть похожими на своего „Сергея Алексеевича“ или на свою „Антонину Емельяновну“». Учитель не лектор – распространитель знаний, он именно учитель. Сделанное им сегодня доброе дело или совершённая сегодня ошибка будут не только сказываться долгие годы, но, в свою очередь, через новые поколения порождать или новые добрые дела, или новые ошибки. Лиза Чайкина, Зоя Космодемьянская, Юрий Смирнов, краснодонцы, молодые подпольщики Порхова, тысячи других молодых героев Великой Отечественной войны – случайно ли и перед лицом смерти помнили они своих любимых учителей? Разве не с ними, со своими любимыми учителями, шли они в огонь сражений?

Учитель закладывает фундамент в сознании ребенка, и уже на этом фундаменте строится затем весь мир знаний и чувств человека. А известно, что прочность всякого здания находится в прямой зависимости от прочности фундамента. Здание может выглядеть весьма величественно, пышно, оно может быть покрыто всяческими украшениями, но, если фундамент его слаб, оно рухнет при первом толчке, при первом колебании почвы, при первом серьезном ударе ветра. Мы знаем молодых краснодонцев, мы знаем отважного партизана с Новгородчины – Леню Голикова, мы знаем множество имен отважных ребят и девчонок. Но минувшим апрелем в Венеции или, точнее, в пригороде ее, в Мурано, нам, советским людям, пришлось встретиться с женой владельца одного из двадцати пяти заводов знаменитого венецианского