точно такие же. Любовь Геннадьевна видела их, когда оглядывала двор. Потом подполковник обошел сарай, потрогал и потряс одной рукой лестницу, отчего она зашаталась.

Анаконда резко напряглась и сразу же расслабилась – старый способ сбросить внутреннее напряжение. Она почти не дышала и сама слышала, как колотится ее сердце. Женщина всерьез опасалась, что Речкин эти звуки услышит.

Она радовалась тому факту, что командир отдельной мобильной офицерской группы не держит собаку, которая обязательно уловила бы биение сердца. Капитан Беспалова недавно читала в интернете, что люди ошибочно оценивают собак по уровню нюха, считают именно его главным у этих животных. В действительности у собаки гораздо лучше нюха развит слух. Как раз он-то и позволяет им быть непревзойденными сторожами.

Капитан Беспалова подняла пистолет. Она ожидала, что подполковник Речкин будет по какой-то внезапно возникшей надобности подниматься на сеновал, и готова была выстрелить ему в голову, едва она покажется во входном проеме. Но Речкин подниматься не стал. Он только потряс лестницу, убедился в том, что она крепкая, забрал ее с собой и унес. Видимо, подполковник решил с помощью этой лестницы забраться на чердак дома, вход на который был расположен со стороны огорода, потому что шаги удалились именно туда.

В своей правоте Любовь Геннадьевна убедилась через три минуты, когда жена подполковника крикнула:

– Да зачем ты лопаты сбрасываешь? Здесь и так три есть. Вилы ищи. Я видела по телевизору, как грядки вилами копают. Оно и легче, и земля сразу рыхлится.

Это заявление говорило о том, что подполковник сейчас находился на чердаке дома. Подошло время ей выбираться отсюда. Сделать это она могла беспрепятственно. То обстоятельство, что за выходом не было лестницы, Анаконду нисколько не смущало. Если кто-то уже спрыгивал сверху без лестницы, то сможет и она.

Женщина стала на четвереньках пробираться к выходу и внезапно почувствовала под ладонью что-то такое, что разделяло ее кожу и траву, скошенную и подсохшую еще год назад. Это был носовой платок. Анаконда не взяла его с собой, сочла, что люди, которые будут искать пулемет, и его тоже смогут найти. Она за уголок потихоньку подтащила его ближе к поверхности, чтобы он стал виден, и тогда только заметила буквы «А. Л.», вышитые в уголке платка.

Любовь Геннадьевна не могла сказать, чьи это инициалы. Она не знала даже имени-отчества самого подполковника Речкина. Просто речь как-то ни разу не заходила о том, как его зовут.

Следователи обязательно свяжут этот платок с какой-то личностью, которая здесь, на сеновале, спала, видимо, нынешней ночью. Может быть, кто-то в платок кашлял или сморкался. Это позволит определить ДНК, выяснить личность. У стражей порядка невольно возникнет мысль о том, что пулемет оставил тут именно этот человек.

Анаконда спрыгнула с чердака, сразу после приземления сделала шаг в сторону и посмотрела на свой след. Он был таким же отчетливым, как и прежние. Любовь Геннадьевна не забыла о том, что ей предстоит купить новые берцы, а старые сжечь, подошвой стерла отчетливый след, превратила его в неясную картину топтания многих ног. После чего она огляделась, проверила, нет ли какой опасности здесь, во дворе, вслед за этим снова подтянулась на заборе, выглянула на улицу, осмотрела ее и поблизости, и вдали. Никого видно не было.

Только после этого Анаконда, гордая таким безупречным выполнением задания, легко перебралась на другую сторону ограды и двинулась к своей машине. Проходя мимо соседнего двора, она поздоровалась со стариком в мятой панаме, который сидел на крыльце и курил. Он ответил ей тем же и даже рукой приветственно помахал. В российских деревнях принято здороваться даже с незнакомыми людьми.

«УАЗ» «Патриот» стоял на месте, только дверца багажника, которую капитан Беспалова во избежание лишнего шума не стала плотно захлопывать, оказалась распахнутой настежь. Ветер был все же заметным. В машину российской сборки он, похоже, проникал, несмотря на поднятые стекла.

Она дверцу захлопнула, теперь уже не опасаясь шума, села за руль, завела двигатель и поехала довольно быстро, уже не стесняясь поднимать за задними колесами облако пыли. Из деревни Любовь Геннадьевна решила выехать на шоссе, по которому проще было добраться до соседнего райцентра. Анаконда намеревалась купить себе там новые берцы, как и советовала подполковник Заварзина, на размер больше, чем обычно.

Необходимость смены размера казалась ей очевидной только в том случае, если она оставила след в овраге. Любовь Геннадьевна не помнила, чтобы затирала их там, на песке, который не был сыпучим. Значит, след на нем мог остаться четкий.

У магазина она остановилась и зашла туда снова, помня о том, что ей понравился яблочный сок, купленный здесь же чуть раньше. Сейчас два старика взяли бутылку водки и распивали ее в углу магазина, используя поочередно пластиковый одноразовый стаканчик. Они тут же и закусывали, отламывали от буханки хлеба по кусочку, жевали колбасу, нарезанную продавщицей. Нормальная сельская картина, особенно после праздника. Анаконда совершенно этому не удивилась. К подобному она привыкла даже у себя в поселке, довольно крупном по сравнению с этой деревней.

Какая-то бабушка купила хлеб и попросила у продавщицы еще и кусочек сыра, конечно, самого дешевого, но свежего, мягкого, который сумеет разжевать.

Любовь Геннадьевна купила себе сок, теперь уже коробочку побольше, села в машину и только тогда позвонила Афине Яковлевне.

– Товарищ подполковник, я все сделала, – доложила она.

– Где пристроила?

– На сеновале. Там еще нашла носовой платок с инициалами «А. Л.», но оставила на месте, забирать не стала.

– Хорошо. Это ты правильно сделала. Теперь куда?

– В соседний райцентр, обувь там куплю.

– Давай. Я распорядилась в столовой, чтобы тебе завтрак оставили. Можешь сильно не гнать.

– Спасибо. А вы можете уже звонить свидетельнице.

– Да, сейчас же и позвоню.

На этом разговор завершился. Ничего лишнего в открытом эфире сказано не было. Ни про оружие, ни про то, что именно оставлено на сеновале. Не названо ни одной фамилии, ни единого имени. Все точно так же, как и обычно.

Анаконда убрала в бардачок латексные медицинские перчатки, в которых носила пулемет, и поехала в сторону выезда на шоссе. По нему ей предстояло добраться до федеральной трассы, проехать по ней двадцать два километра и оказаться в соседнем райцентре.

В советские времена магазины в этот день не работали бы, но теперь они должны были быть открыты. Но если даже и нет, то большой беды в этом не будет. Обувь можно сменить и на вещевом складе, соседнем с тем, где повесилась кладовщица. Просто пожаловаться, что берцы жмут, и попросить