продолжает Машка, но её фразу обрывает крик из дома.

— Славка!

Мы обе дёргаемся от испуга, так неожиданно это прозвучало. Товарищ старший следователь, видимо, забыл, что не в своей казарме. Мы с Машей идём к дому и на пороге врезаемся в друга.

— Славка, это что за современное искусство посреди комнаты?

Уй, как неудобно получилось.

— Блины не вышли, — бурчу и, отодвигая его с пути, поднимаю треснутое мусорное ведро, собирая в него все разлетевшиеся ошмётки.

— Сурово. Давай помогу.

С уборкой мы справляемся быстро. И было бы ещё быстрее, если бы Слава не завис, увидев сковородку. Его “А кто её жевал?” удостоилось лишь моего пристального взгляда “Попробуй вякни ещё что-нибудь” и тихого похрюкивания Маши.

Отец семейства отчалил, прихватив с собой мусор и напоследок обняв меня так крепко, что затрещали все кости.

— Славка, звони. По любому поводу. Не молчи больше, договорились?

— Договорились. А ты жену от меня поцелуй. И мальчишек.

Мы с Машкой остались наедине с тазом оливье, кастрюлькой плова, меренговым рулетом и двумя ведёрками мороженого “Пекан-солёная карамель”. Кажется, кто-то думал, что я здесь голодаю.

Слюнки текли от всё ещё тёплого ароматного плова, и тут же меня потряхивало от предстоящего разговора с подругой.

34. Пьяная вишня

Молчаливый ужин сопровождался только нервным позвякиванием посуды. Машка лениво ковыряла свой плов, изредка подбирая по зёрнышку риса, а я уничтожала уже вторую порцию. Вот так всегда. Она мелкая и худая, а я мелкая… И на два размера больше. Ровно по количеству лишних порций. Но остановиться было невозможно, на меня напал какой-то небывалый жор, и вдобавок к плову уничтожился целый судочек оливье, пока я голодно поглядывала на рулет.

Ухожу заваривать чай. Жаль, что из успокоительного остался только ромашковый, и в доме нет ничего алкогольного. Эту беседу без смазки начать и пережить будет сложновато.

— Ты чего не ешь? — спрашиваю, заменяя тарелку с растерзанным пловом на блюдце с десертом и подвигая ближе кружку с чаем.

— Что-то не хочется, — бурчит себе под нос, пряча глаза.

Мои руки слишком дрожат, и аккуратно сложить посуду в раковину не получается. Звон стоит такой, будто парочка нижних тарелок разбилась. Сегодня всё идёт не по плану. Опираюсь на раковину и сдаюсь.

— Маш, я не зверь. Меня не нужно бояться. Я просто не понимаю, как вышло, что моя жизнь идёт ко дну, а лучшая подруга не на моей стороне! — выпаливаю на одном дыхании, глядя перед собой.

Мучительная тишина давит на барабанные перепонки. Она не торопится отвечать, и я слышу, как в окно начал тарабанить дождь и лает соседский алабай.

— Малинка, я не хотела. У меня просто не было никаких доказательств. Пока длилось её разбирательство, я ни о чём не догадывалась. Меня и в офисе почти не бывает. Ты же знаешь, я всегда на заседаниях, — тихонько начинает Машка.

Сердце моментально разгоняется на максимум, становится очень жарко, я так и не сняла кофту. Путаясь в рукавах, стаскиваю лишнюю одежду. Машка, наоборот, кутается в воротник и прячет пальцы в рукава кардигана, сквозь ткань обнимая горячие бока кружки.

— Появление этой дамы в конце января меня удивило, но мало ли зачем она зашла. А вот пару недель назад, зайдя в кабинет Кости, я увидела её. Ничего такого, они просто пили кофе, правда, она стояла у окна, рядом с его креслом. Мало ли какие закидоны у вип-клиентов, но Костя очень разозлился, что я помешала. Это было удивительнее всего, — терзая салфетку, продолжает она.

Медленно разбирает на слои и рвёт на тоненькие лоскутки. Звук рвущейся бумаги раздражал, но что-то возразить не могла.

С каждым её словом я всё сильнее держалась за край стола, пытаясь устоять на ногах. Чёрная пропасть утягивала всё глубже и глубже на дно. Бешеное сердце колотилось где-то в горле, не позволяя нормально дышать. Я только отрывисто хватала ртом воздух и сползала на пол.

Это оказалось больнее, чем я думала. Подробности их пряток мне точно ни к чему.

Машка пугается моих манёвров, подбегает и усаживается передо мной на колени. Начинает тараторить быстро-быстро, я еле успеваю уследить за смыслом.

— Малин, я больше ничего не знала, правда. Из его секретарши ничего не удалось вытрясти. А с той ерундой, что я видела, боялась идти, чтобы не расстраивать напрасно. У вас же всё было отлично, ты мне только рассказывала, как он тебе цветы и десерты по утрам присылает, как день рождения твой и отпуск планируете.

Мне стоило бы услышать всё это раньше. Я не могу её винить в том, что она ничего не говорила. Тут и рассказывать по сути нечего. Да и что бы я сделала? Начала принюхиваться к одежде Кости? Выискивать чужие волосы в его машине? Или точно так же застала бы их в офисе? Что бы изменилось? Просто наличие паранойи. А если бы Машка оказалась неправа? Меня бы явно сжирали сомнения. Я бы с ума сошла от догадок.

Мне стоило услышать это раньше не только для того, чтобы не сомневаться в подруге, но и ещё чтобы она была рядом. Как сейчас сидела со мной, вытирая слёзы. Пройти через этот ад было бы в разы легче.

— Так вчерашняя пьянка была за моё здоровье? — говорю, отпуская хоть одну из своих проблем.

— А то как же. Но она началась позавчера, — кривится она. — Торт твой забрала у кондитера и Жданову в офис отвезла. Вместе с заявлением.

— Надеюсь, ему вкусно было, — разочарованно киваю, но лицо Машки кривится в самой ехидной из всех её улыбок.

— Не успела спросить, как ему, — притворно рассматривает свой маникюр и добавляет: — Когда залепила в рожу. Но вот то, что на пальцах у меня осталось, было очень даже. Ты опять пьяную вишню заказала?

— Как всегда. Ничего нет лучше шоколадных коржей и вишни, вымоченной в роме!

— А мне красный бархат еще нравится, — отмахивается Машка.

— Любишь краситель? — хохоча интересуюсь я, но, когда смех стихает, вспоминаю, что была в её словах ещё одна деталь, которую нужно обсудить. — Маш, ты зачем уволилась? Я же знаю, как дорожила этой работой и как сложно устроиться в нашем крае.

— Малинка, Жданов не единственный работодатель. Справлюсь. Тем более, обросла знакомствами, не переживай. А с ним не смогла