Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она чмокнула подругу в щеку, и через секунду в коридоре остался лишь тонкий запах ее дорогих духов.
— Лера, что имела в виду Ната? — Бабушка протянула руку и прикоснулась к Лериному лицу. — У нас опять случилась неприятность?
— Как сказать. — Лерка виновато улыбнулась. — Ба, нам надо поговорить, поскольку без твоей помощи мне не выжить.
Она говорила долго и сбивчиво, перескакивая с одного на другое, но общую картину встречи с Валентином и последующие события до бабули донесла. Фаина молчала. Потом встала и, вытащив коробку дорогущих сигар, которые еще остались аж со времен их совместного проживания с мужем, долго и тщательно раскуривала сигару. Фаина курила редко. Настолько редко, что Лера даже и не помнила, когда в последний раз видела бабушку выпускающей изо рта клубы ароматного дыма. Пожалуй, только в день похорон деда.
Лера встала и тихо вышла из кухни. По давнему, еще детскому опыту она знала, что бабуля не скажет ни слова, пока не докурит сигары. А этот процесс может растянуться на час.
Через сорок минут Фаина вошла в комнату Леры. Прямая, словно каменная, спина, развернутые плечи, строгое выражение на безукоризненно накрашенном лице — все говорило, что бабуля приняла решение, которое обжалованию не подлежит.
— Аборт делать запрещаю, — сухо отчеканила она. — Мне всего шестьдесят пять, еще в силе помочь. Родишь — сразу выйдешь на работу. Девочки — в садике, а там и Алексей вернется. Все.
И она повернулась, чтобы выйти из комнаты. Но все же остановилась и уже мягче сказала:
— Не отчаивайся, Лерка, дети — это награда Бога, а уж от кого они — не важно. Вырастим.
— Бабулечка! — Лерка подскочила к Фаине и порывисто ее обняла. Слезы брызнули из глаз, и Лерка затряслась в рыданиях.
— Полно, Валерия. — Фаина погладила внучку по голове. — Все будет хорошо. Тебе когда рожать?
— Я не считала, — прохныкала Лерка.
— Ну, тогда пойдем, я тебя покормлю, и вместе пораскинем мозгами.
Морозным декабрьским утром пациенты роддома сто семнадцатой горбольницы были разбужены громкими криками трех молодых людей и стройной пожилой дамы, которые скакали под окнами родильного отделения, размахивали огромными букетами, и орали во все горло:
— Лерка! Лерка!
В одном из многочисленных окон третьего этажа появилось бледное лицо молодой девушки, которая, слабо улыбаясь, вертела пальцем около виска, показывая, что ее друзья и бабушка явно помешались.
— Поздравляем!!! — прокричали ребята.
— На кого она похожа — на тебя или на меня? — Фаина Исааковна лукаво прищурила глаза, хотя вряд ли внучка это видела.
Лерка рассмеялась и пальцем указала на бабушку.
В этот момент к группе ребят подбежал пожилой охранник и, гневно крича проклятия и ругательства, силком утащил их из-под окон.
— Сказал же — только с десяти, — бубнил он, не выпуская руки Натки. — Семь утра! Приперлись, всех разбудили! Дома, что ли, в такую рань не сидится?
— Да ладно, мужик, не сердись! — уговаривал его Петька, семеня рядом с Тиной. — У нашей подруги дочь родилась! Представляешь? Дочь! Четыре триста! Богатырша!
— Да они каждый день здесь рождаются, а мне от этого зарплаты не прибавляют, — отмахнулся охранник. — А за ваши художества еще и выговор влепят!
— Ну, тогда вот, чтобы выговор мягче прошел. — Натка всучила охраннику большую бутылку водки, коробку конфет и палку колбасы.
— Да ты чего, девка, с ума сошла? — растерялся охранник.
— Выпей, отец, за мою правнучку! — Фаина Исааковна сунула в нагрудный карман его куртки сторублевку.
— За внучку, — поправил охранник, выпуская компанию через проходную.
— Ан нет, за правнучку, — хохоча, сказала Фаина.
— Ну дела! — Охранник вылупился на Фаину да так и остался стоять с открытым ртом, пока все рассаживались по машинам.
Видавшая виды развалюха «Волга» еще, как ни странно, проворно бегала, и Фаина Исааковна, лихо развернувшись, посигналила охраннику. Тот от неожиданности поскользнулся и упал в сугроб. Ребята, набившись в сверкающую иномарку аспиранта Натки, громко загоготали.
— Смотри-ка, совсем дед ошалел, — усмехнулся в усы водитель Шурик.
— Да, Фаина за последнее время просто на десять лет помолодела, — сказала Тина.
— Помолодеешь тут, когда две маленькие девчонки на руках да внучка беременная. Одна молодость вокруг. — Петька привычным движением обнял Тину за плечи.
— Ну, ничего, теперь еще и третья малышка. Совсем молодой станет. — Натка поудобней уселась. — Трогай, Шурик.
Они заехали в большой магазин и через час вывалились всей гурьбой с коляской, кроваткой и всевозможными пакетами.
— А что твой аспирант, Натка, все по загранкам мотается? — спросил Петька, прилаживая коляску в багажник.
— Да уж, мой подающий надежды светила медицины укатил на очередной симпозиум. — Натка прикурила сигарету. — Я уж и забыла цвет его глаз.
— Нат, а ты его любишь? — тихо спросила Тина.
Натка молча курила. Она и сама хотела бы — знать на это ответ. Ее аспирант, которого, кстати, звали громким именем Святослав, был парень во всех отношениях положительный и классный. Умный, щедрый, добрый, казалось бы — живи и радуйся. И может быть, Натка и радовалась бы и даже позволила бы себе такую роскошь, как влюбиться, но... Еще когда их роман вступал в первую стадию, Свят предупредил, что ни о каком замужестве речи быть не должно никогда. Ибо еще в детстве ему, словно он был рожден в восемнадцатом веке, родители сосватали жену, и о другой кандидатуре Свят мог и не заикаться. В противном случае ни карьеры, ни материальной поддержки у него не будет. Натка тут же пресекла все ухаживания, но парень был настойчив, хотя и Натка упряма, словно баран. И скорее всего костер страсти со стороны Свята угас бы от холодности Натки, если бы не Лерка.
Тогда, почти год назад, когда Лерка оказалась с Марусей и Анечкой на руках, практически без средств к нормальному существованию, Натка поняла, что Свят — это палочка-выручалочка. Он боготворил Натку, не давал ей прохода, и нужно было лишь пальцем поманить. Что она и сделала.
Натка передернула плечами. Никто, никогда, тем более Лерка, не узнает, сколько ей стоит до сих пор душевных сил встречаться, общаться, спать с человеком, который никогда не будет с ней.
Для Натки Баскаковой любить — это значит все. А вот любить Свята она и не могла. Сколько раз она давала себе клятву, что разорвет отношения с аспирантом, но тут же всплывало измученное токсикозом лицо подруги, сияющие глаза Маруси и Анечки при получении очередного подарка, и принятое решение откладывалось на неопределенный срок. А встречаться со Святом становилось все тяжелей и тяжелей, поскольку он был действительно классный. Ах, как она боится дать волю чувствам! Нельзя! Ведь она знает, что рано или поздно все кончится, а биться головой о стену впоследствии ей не очень улыбается. Но сердцу не прикажешь, и поэтому чем меньше Свят был в Москве, тем больше это устраивало Натку. С глаз долой — из сердца вон!