Увлекшись воспоминаниями, я как-то отвлеклась мыслями, но, кажется, ничего важного не пропустила. Мишель тоже рассказывает Зинаиде Геннадьевне про разведку и – смешно! – тоже про институт.

– Мы не только археологические названия собирали, – говорит Мишель, – мы и фольклор записывали. Тогда я и «подсел» на легенды, – он улыбается. – У нас совместные с литфаком экспедиции были. Мы как на первом курсе с ними вместе абитуриентскую практику отрабатывали, так и потом вместе и в экспедиции, и на практику в школу… И был там такой любитель оккультных наук – Язычник кличка у него была, – его как раз культ животных больше всего и интересовал. Красивый парень – девки все с ума сходили – высокий, стройный, волосы черные, вьющиеся, до плеч, глаза черные, брови такие… выразительные. И ходил вечно в черном пальто до пят. Демон. – Мишель вздыхает. – Говорят, потом совсем свихнулся.

– Вот и ты скоро свихнешься со своими легендами, – по-добродушному усмехнулась я, – ты же ученый, Мишель, кандидат наук, а туда же – камни раскаляются…

– Я вам легенды рассказываю, – Мишель пожимает плечами. – Я же их в научные статьи не вставляю, сами просили рассказать…

– Просили, просили, – охотно соглашаюсь я, – только рассказать, а не пугать пожилых тетенек.

И вдруг я вспоминаю – темноволосый, волосы до плеч, высокий…

– Сколько тебе лет, Мишель?

Он смотрит на меня с легким недоумением и после секундной задержки спрашивает насмешливо:

– Ксения Андреевна, вы опять за старое? Разница в возрасте не помеха для гармоничных отношений, и мы с вами…

Но мне не до изящных словесных баталий. Если они вместе абитуриентскую практику отрабатывали, значит, Язычник этот – ровесник Мишеля.

– Мишель, – чуть повышаю я голос, – сколько тебе лет?

– Двадцать девять. – Мишель перестал смеяться, он просто удивлен и потому вопросительно смотрит на меня. Но я молча встаю из-за стола и достаю мобильный телефон. Я звоню Стасу. Да, у меня уже есть его номер, как раз сегодня, перед тем как мы ушли из летнего кафе, он сказал: «Запиши мой телефон, мало ли что». Я не стала спорить и теперь рада этому. Услышав в трубке знакомый голос, я отворачиваюсь к окну и негромко спрашиваю:

– Стас, а сколько ему лет, как тебе показалось? – Я с досадой думаю, как глупо я задаю вопросы – ведь ничего не объяснила. Сейчас Командир станет переспрашивать: кому, дескать, а я должна буду…

– Тридцать четыре, – отвечает Стас. Фантастика, он опять понял меня с полуслова.

– Не подходит, – то ли с облегчением, то ли с разочарованием говорю я. И сама не пойму.

– Жаль, – я слышу, как смеется Стас.

– Смейся, смейся, – довольно радостно бурчу я, – ладно, пока.

– Пока, – охотно соглашается Стас, – подробности при встрече?

– Угу, – у меня нет слов – что он имеет в виду, при какой встрече? Я отключаю телефон, но тут же звоню ему снова: – А откуда ты знаешь так точно? Или ты издеваешься таким образом?

– Нет, не издеваюсь, – Стас серьезен, – он мне сам сказал.

– Когда? – я возмущена. – И ты мне ничего не сказал?

– Подробности при встрече. Ксанка, у меня планерка.

– Ладно.

Я возвращаюсь к столу.

– Все в порядке? – спрашивает Мишель. – Вам разрешили со мной общаться?

Мы смеемся. Посидев еще немного, Мишель уходит. Остаток рабочего дня пролетает почти незаметно, и вот я уже на раскопе. Находок почти нет, как я и думала. Не успели много накопать за утро, а когда несчастье случилось – больше уже и не работали. Хорошо, что мало лотков, статистику пока подобью. Муж пришел примерно через час, когда я уже почти закончила. Сложив стопочкой тетради, я взяла сумку.

– Я готова, пойдем?

– Слушай, Ксюша, а покажи мне камень, – неожиданно говорит муж, – а то я его даже плохо представляю.

На стройке ни души. Тихий осенний вечер мягко светится желтоватым теплом. Последние лучи уходящего солнца нежно трогают верхушки деревьев. Пока мы идем от раскопа к дому, спускаемся по широкой лестнице к реке, я рассказываю мужу события последних дней. И про подслушанный нечаянно разговор, и про несчастный случай, и про встречу с Дрозденко, и даже про легенды о камне. Я рассказываю кратко, без подробностей и эмоций, только факты.

– Интересно, а почему он сам позвонил твоему Дрозденко? – Муж совершенно не обращает внимания на легенды, и, похоже, даже гибель сторожа не произвела на него сильного впечатления. – Никогда, я так понимаю, не звонил, а тут вдруг…

Я вопросительно смотрю на мужа:

– Знаешь, я как-то не задумалась об этом… Действительно, а почему?

– Вариантов, как всегда, два, – задумчиво говорит муж. – Первый: этот тип не связан с предыдущими звонками, он сам по себе, очередной соискатель, так сказать… – Муж, заметив, что я хочу возразить, поднимает руку, погоди, мол, и продолжает: – Я согласен, что это маловероятно, но если поставить вопрос по-другому – предыдущие не связаны с ним, – то это звучит не так однозначно, правда?

Я вынуждена согласиться. Мало ли кто звонил и просил камень, не обязательно все действовали по указке нашего незнакомца. Но кое-кто мог действовать и по его приказу.

– Вариант второй: часть звонков была все-таки по его указке, то есть мы имеем дело с организованной преступной группой, именуемой в народе «шайкой», – цитирует муж любимого Глеба Жеглова. – Но у него вся связь с этой шайкой была только через сторожа. То есть те, которые раньше звонили или приходили, были связаны со сторожем, а не с ним. Я вообще думаю, что, скорее всего, сторож просто каждый раз нанимал каких-нибудь алкашей или бомжей за бутылку пива или рюмку водки. Ну, я бы так сделал, по крайней мере. То есть совершенно случайные люди – ни проследить, ни запомнить их нет никакой возможности.

– И тогда понятно, почему они сами трусили, – вставляю я. – Дрозденко говорил, что они все боялись, и я тоже заметила, что тот, который про окровавленную лопату говорил, боялся чего-то…

– Конечно, им сказано, что сделать или сказать, они выполнили. Пробормотали что-то, получили свою дозу выпивки и отвалили в неизвестном направлении. В таком случае совершенно естественно, что у него, то есть у главного этого, выхода на исполнителей нет.

– А упускать такой подходящий, по его мнению, момент он не захотел, – подхватываю я.

– Вот именно, и пришлось ему «засветиться»…

Мы пришли и стоим недалеко от камня. Я не хочу пока подходить ближе, чтобы дать возможность мужу самому почувствовать камень. Муж подходит к валуну, протягивает к нему руку и тут же оборачивается ко мне.

– Мне казалось, ты говорила, что камень теплый, – с удивлением произносит он.

Не успев ничего подумать, даже не успев ничего почувствовать, подчиняясь лишь какому-то импульсу, я оказываюсь около камня и осторожно протягиваю к нему ладонь. Почему-то я боюсь прикоснуться к поверхности, я почти заставляю себя приблизить руку. Но еще даже не коснувшись камня, я чувствую ледяной холод, идущий от него. Усилием воли я заставляю себя прижать ладонь к поверхности. Камень холодный. Холодный как лед.