Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако природа дала ей то, за что российский царь Пётр I выбрал её в качестве спутницы своей жизни и в итоге короновал её как российскую императрицу. Без стремления к самовозвышению, не имея особо выдающихся способностей, образования и светского воспитания, эта простая крестьянка, вдова германского офицера, была вознесена судьбой на самодержавный престол огромного и могущественного государства на земле.
Её прошлое и происхождение покрыто мраком. Документально не установлены родина и национальность, к которой принадлежали ее родители, какую веру они исповедовали и каково было её первоначальное крещение.
В XVIII веке, в царствование Екатерины Великой, немец Бюшинг, занимавшийся историческими исследованиями, говорил: «Все, что историки о происхождении Екатерины I утверждали или только приводили свои догадки, – все ложь. Я сам, будучи в Петербурге, напрасно доискивался и, казалось мне, потерял всякую надежду узнать что-нибудь верное и правильное, как вдруг случай сообщил мне то, что я нарочно искал долгое время».
И вот что он раскопал: Екатерина происходила из Великого княжества Литовского, в детстве исповедовала римско-католическую религию своих родителей, потом, после их переселения в Остзейский край, приняла лютеранство, а после того, как попала в плен к русским, а затем сблизилась с русским царем Петром, приняла православие. Другие подробности, сообщенные Бюшингом, ничего точно не проясняют.
Отец Екатерины был родом из Литвы, переехал в Дерпт. Там у него родилась эта дочь, которую он крестил, как и всех детей своих, в римско-католическую веру. Повальная болезнь, свирепствовавшая в Дерпте, побудила его с семьей выбраться оттуда в Мариенбург.
В книге, составленной Шмидом-Физельдеком и напечатанной в 1772 году в Риге, приводится письмо ганноверского посланника в России Вебера, где рассказывается следующее:
«Мать Екатерины была крепостная девушка помещика Розена, в имении его Рингене Дерптского округа. Эта девушка родила ребенка женского пола, потом скоро умерла. Малолетнюю дочь ее взял воспитывать помещик Розен, в продолжение двадцати лет, служивший в шведском войске и по отставке проживавший в своем имении.
Этим своим человеческим поступком Розен навлек на себя подозрение; думали, что он был настоящим отцом незаконнорожденного ребенка. Он скоро умер, девочка осталась бесприютною круглою сиротою; тогда ее принял из сострадания местный пастор. Но судьба, готовившая ей со временем странную и блестящую будущность, скоро послала ей другого покровителя: то был препозит, или суперинтендент лифляндских приходов, мариенбургский пастор Эрнест Глюк».
По данным Рабутина, бывшего цесарским посланником при русском дворе в последние годы царствования Петра и при царствование Екатерины I, явствует, что Екатерина была дочерью крепостной девушки помещика лифляндского Альфендаля и была своею матерью прижита с помещиком, который потом выдал свою любовницу замуж за богатого крестьянина, имевшего впоследствии от нее нескольких детей, уже законных.
Вольтер считал Екатерину незаконнорожденной от крестьянской девушки, но говорит, что отцом ее был крестьянин, занимавшийся ремеслом могильщика.
Шведский историк, при Петре Великом находившийся в России в плену, сообразно с донесением шведского военного комиссара фон Сета, говорит, что Екатерина была дочерью шведского подполковника Рабе и жены его Елизаветы, урожденной Мориц. Потеряв в младенчестве родителей, она взята была в рижский сиротский дом, а оттуда принята благодетельным пастором Глюком.
Писатель Иверсен в статье «Das Madchen von Marienburg» говорит, что Екатерина была рижская уроженка из рода Бадендак.
Из всех этих разноречивых известий известие Вебера опирается на такое свидетельство, которое дает ему сравнительно более достоверности. Вебер говорит, что он слышал это от Вурма, жившего некогда у Глюка учителем детей и знавшего Екатерину в то время, когда она жила служанкой у мариенбургского пастора.
Более важными и достоверными являются сведения, почерпнутые из правительственных актов того времени: из государственного архива известно, что Екатерина была дочь крестьянина Скавронского. В конце царствования Петра Великого были найдены брат Екатерины Карл Скавронский и жена его, которая ни за что не хотела ехать с мужем в Россию.
Карл в Москве содержался под караулом, и это доказывает, что Пётр не доверял ему, иначе этого не было бы при чрезвычайной любви Петра к своей супруге. Быть может, опасаясь заточения, жена Карла Скавронского только после долгого сопротивления наконец поехала к мужу. Когда Екатерина после смерти Петра стала Императрицей России, тогда стали находиться и более доверчивые претенденты на родство с государыней.
Тогда явилась еще и женщина, называвшая себя родною сестрою Екатерины; звали ее Кристина, она была замужем за крестьянином Гендриковым и вместе с мужем состояла в крепостной зависимости в имении лифляндского помещика Вульденшильда или Гульденшильда. Просьба, с которою эта женщина обратилась на имя русской государыни, написана была на польском языке, что позволяет считать вероятным известие, что родители Екатерины были выходцы из Литвы. Кристина была взята в Петербург с мужем и четырьмя детьми.
Потом нашлась еще женщина в польских «Инфлянтах», тоже объявившая себя сестрой русской государыни. Анна была замужем за крестьянином Якимовичем и, признанная урожденной Скавронской, также приехала в Петербург с семьей.
Нашелся еще и брат Екатерины – Фридрих Скавронский. Его привезли в Петербург, но его жена с детьми от первого ее брака с ним не поехала. Оказывалось, что у Екатерины был еще и брат Дитрих. Он был взят в Россию в числе шведских пленников. По приказу Петра I его всюду его разыскивали, но не нашли.
Екатерина обласкала своих родственников, но кто знает, доверяла ли она им всем вполне в том, что они действительно ее родные. Едва ли она могла их помнить и проверить собственными воспоминаниями. Однако она пожаловала своего брата Карла Скавронского графским титулом, а полное возвышение всех ее родных произошло уже в царствование дочери Екатерины, императрицы Елисаветы. Тогда потомство сестер Екатерины получило графское достоинство и образовало роды графов Гендриковых и Ефимовских.
В это время пастор Глюк, живя в городе Мариенбурге со своим семейством и отправляя должность препозита, объезжал приходы и заехал однажды в Ринген к пастору, или кистеру. У него увидал он девочку сиротку и спросил: кто это?
– Сирота бедная; принял к себе из христианского сострадания, хотя у меня самого небольшой достаток. Жаль, что я не буду в силах воспитать ее, как бы хотелось, – сказал рингенский пастор.
Глюк поласкал девочку, поговорил с нею и сказал: «Я возьму эту сиротку к себе. Она будет у меня за моими детьми ходить».
И препозит уехал