- Ну, как тебе мое жилье? - поинтересовался Виктор. Юлялениво повернула голову, обвела глазами комнату.

- Уютно, - с легкой улыбкой сказала она. - Нонесовременно как-то. Сейчас мало у кого встречается такой вкус, как у тебя. Тыпринципиально придерживаешься классики или это эпатаж? Не хочешь быть как все?

Ох ты елки-палки! Знала бы она... Виктору нравились чистыечеткие линии стиля "модерн", он мечтал о том, чтобы у него был свойдом, оформленный в вызывающе ярких тонах, весь в металле, стекле и пластике.Если столик - то непременно на одной тонкой ножке и со стеклянной столешницей,ни в коем случае не округлой формы. Кресла и диваны с прямоугольными спинками,обитые черной и белой кожей. В ванной комнате - черная с белым плитка. Стены -синие или фиолетовые. Черный потолок. Ядовито-красная кухня. Оригинальныенапольные светильники. И все по дизайну и материалам должно быть легким,воздушным и обязательно с острыми углами. Таким видел свой дом Юрка Симонов, иименно поэтому квартира Виктора Слуцевича оказалась прямой противоположностью.Темные приглушенные тона, тяжелая классическая мебель из натурального дерева,тяжелые мягкие кресла и диван/плотные шторы, почти не пропускающие дневнойсвет. Он ненавидел свое жилище и в то же время чувствовал, что привыкает кнему, и даже что-то внутри его самого начинает меняться, становится болееприглушенным, менее вызывающим. Одновременно с раздражением обстановка вквартире странным образом вызывала в нем чувство покоя и надежности. Сюда нехотелось приглашать гостей, устраивать шумные сборища с выпивкой и девочками.Здесь ему хотелось часами сидеть неподвижно, уставившись в телевизор или вкнигу. И это тоже было новым в его жизни. Энергичный, мобильный, ни секунды несидящий на месте Юрка Симонов медленно умирал в нем. А кто рождался вместонего? Неизвестно. Он инстинктивно противился рождению и формированию этогонового существа внутри себя, поэтому за полгода так и не сделал того, что велелему тот умник специалист-психолог. Не завел новых друзей, не обзавелсяпостоянной женщиной. "Новую жизнь нужно создавать, конструироватьсознательно и целенаправленно, поучал тот. - Жизнь - это не толькобиологический процесс, состоящий из сна, принятия пищи, отправленияестественных потребностей и секса. Жизнь - это твой круг общения, совместныепосиделки, участие в делах твоих друзей, отношения с женщиной. Это все то, чторождает общие интересы, общие разговоры и впоследствии - общие воспоминания. Тыдолжен жить так, чтобы самое позднее через год иметь возможность по любомуповоду рассказать случай из своей жизни. Из новой, заметь себе, жизни, а не изтой, прежней. Ты должен за год набить свою записную книжку новыми телефонами, асвою жизнь - переживаниями, событиями и фактами, которые полноценно заменятпереживания, события и факты предыдущих тридцати лет".

В первый раз, когда Виктор это услышал, слова психологапоказались ему уж больно мудреными. Он в них почти ничего не понял. И толькоспустя несколько месяцев начал понемногу постигать их смысл. Вот Юлька спросилапро фотографии, а ему и показать-то нечего, хотя было бы вполне уместно достатьальбом или пачку снимков и пуститься в объяснения: это мы с друзьями нарыбалке, а это мы на даче, шашлыки делаем, а вот это мы ездили на мореотдыхать, а это... ну, это так, одна знакомая, бывшая, можно сказать, ничегосерьезного. У него, как у любого нормального человека должно быть прошлое, а онза полгода прошлым так и не обзавелся. Полгода псу под хвост, полгода онцепляется за свою личность, всячески сопротивляясь ее разрушению и пытаясьсохранить все, что можно. А нужно ли? Вот взять да и закрутить романчик с этойчистенькой молоденькой студенточкой, ребенка ей заделать, жениться. А что, чемплохо? Еще и фамилию сменить, некоторые мужики так делают. Никогда у него небыло таких девочек Виктор про себя называл их "приличными", - с нимиему было скучно и тягостно, он не знал, о чем с ними разговаривать и чем ихразвлекать, потому что, кроме выпивки и постели, ничего не мог им предложить.Не в консерваторию же с ними ходить, в самом-то деле!

Хотя Юля не очень-то похожа на них, во всяком случае, визлишней разговорчивости ее заподозрить трудно. Он молчит - и она тоже молчит,смотрит то на него, то по сторонам своими темными глазищами, сидит неподвижно,как статуэтка. Странная она все-таки...

- Ты останешься до утра? - без обиняков спросил Виктор.

- Не знаю, мне нужно позвонить.

- Кому?

- Домой, родителям.

- И что, они могут не разрешить?

- Могут.

Да уж, многословием эта девочка не страдает, это точно.

- А от чего зависит их разрешение? - поинтересовалсяон. - Если у подружки - то можно, а если у друга - то нельзя?

- Нет, все зависит от здоровья маминой тетушки. Она ужестаренькая, и если она плохо себя чувствует, я приезжаю к ней ночевать, чтобы вслучае чего сделать укол или вызвать "неотложку".

- Значит, в отношениях с мужчинами родители тебя неограничивают? удивился Виктор. - Они у тебя такие передовые, продвинутые?

- Они нормальные. И прекрасно понимают, что если язахочу с кем-то переспать, то легко сделаю это и днем, так что требованиеночевать дома ничего не решает и не меняет. Ты хочешь, чтобы я позвонила?

- А ты сама? Ты сама хочешь остаться?

На лице Юли проступило такое выражение, словно онасобирается сказать: "Мне все равно". Виктор на сто процентов уверен был,что услышит именно эти слова, и несказанно удивился, когда она произнесла:

- Пока хочу. Но если потом передумаю, я полагаю, ничтоне помешает мне встать и уйти. Правда?

- Да, конечно, - растерянно пробормотал он. Чертвозьми, они совсем другие, эти девочки поколения девяностых. Когда ему самомубыло столько, сколько сейчас Юле, его ровесницы так себя не вели. Вернее,вели-то они себя точно так же, оставались на ночь даже не во второй, а в первыйже день знакомства, шли в гости к незнакомым мужикам и ничего не боялись, илиже наоборот, отчаянно боялись и ни за что не соглашались идти в чужой дом. Ночтобы вот так хладнокровно пойти к мужчине, о котором ничего не знаешь, и приэтом допускать, что он может оказаться насильником или полным придурком, садистомили еще каким-нибудь уродом, и при этом еще рассчитывать на то, что она сможетуйти, если ей что-то не понравится... Девочка двадцать первого века. А может,просто московская девочка? Говорят, столичные девицы отличаются отпровинциальных. Интересно, чем? Может, именно этим? Знают обо всех темных игрязных сторонах жизни, но со столичным высокомерием полагают, что сумеютсправиться с ситуацией, ведь они такие умные, такие продвинутые.

Юлина родственница оказалась в полном-здравии, и девушкапредупредила родителей, что ночевать не придет. Положив трубку, она сновазамолкла, неподвижно сидя на диване и обхватив руками прижатые к груди колени.Ну вот, теперь надо что-то делать, что-то сказать или хотя бы кофепредложить... Или, может, сразу в спальню ее вести? Виктор эаметался. Девочкаему очень нравится, она принадлежит как Раз к тому типу женщин, от которых онобычно мгновенно терял самообладание - невысокая, тоненькая, темноволосая,смуглая. И волосы. Главное - длинные волосы, густые, прямые, шелковистые иблестящие. От таких волос он просто балдел. Ему захотелось немедленно схватитьЮлю в охапку, на руках отнести в спальню, бросить на кровать, сорвать с себярубашку и прижаться всей грудью к этим прохладным и свежим, как родниковаявода, волосам. Но почему-то казалось, что такой порыв будет неуместным и дажекаким-то... плебейским, что ли. В нем бурлил бешеный темперамент молодогоздорового самца, он хотел эту девочку немедленно, здесь и сейчас, но онавыглядела такой холодной и рассудочной, что Виктор терялся.