за ярко-красный баллон на час?

— Это как раз наш пункт назначения, «круг». Оборотом вокруг него мы войдем в коридор север-юг и сможем зайти на Малый Центральный. Под нами, кстати, Савеловский вокзал, один из немногих оставшихся в Москве полноценных железнодорожных вокзалов. Под правым крылом у нас авиазавод «Я» — делают легкие истребители и гражданские самолеты. И вот тот ангар ближе к путям — Савеловская радиоярмарка. Место… хм… разностороннее. Между прочим, там можно купить подержанный армейский двухдиапазонный трансивер на элементах Лосева — разница по весу вчетверо, по размерам сами понимаете — раз в шесть, потребляет тоже сущие копейки… Да куда ты прешь-то!..

Перед заходящей на пологий разворот вокруг баллона «стрекозой» скольжением вклинилась ослепительно-синяя, с тремя растопыренными как у слепня «ногами», авиетка, продольный биплан с толкающим винтом. На левом крыле — двойные полосы со звездами, на правом — код RS-995. Ну, понятно, столичный аэроклуб.

— Вот, полюбуйтесь, кстати, на почти что земляка… Видите «старз-н-страйпс»? Он из американской колонии, которая расположена к северу от Москвы, на берегу Клязьминского водохранилища. Народ диковатый, но гостеприимный. Обожают форсировать до предела двигатели на своих авиетках и летать «как истребители» на двухстах пятидесяти километрах и не выше полутора тысяч. Хорошо хоть парашюты берут — хотя чаще успевают спланировать. Если есть желание — слетайте, можно написать интересный материал… заодно можете искупаться, вода в Клязьминском великолепная, Московская Ривьера…

— Там настоящие «ред ранч»?

— Нет, «ред ранч» гораздо южнее, а это просто колония. Картошка-капуста-огурцы и всякое такое.

— Если честно, мистер Сильвер, я их не понимаю

— В каком плане?

— Зачем они удрали из Америки сюда в Россию?

— А зачем они удрали в свое время из Голландии, Польши, Германии и Италии в Америку? Где хорошо, там и дом. Раз Америка не оправдала их надежд, они приехали сюда. Отличные ребята, толковые, работящие. Вы бы видели, какой они за три года отгрохали город на Волге — Новорубежск (New Frontierstown). Из ничего создали заводы и теперь делают автомобили и двигатели.

— Да, но «права или нет — это моя страна», они же родились в Америке, это был их долг, остаться

— Бросьте, неужто вы не учили в школе, как Америка стала их, да и вашей тоже, родиной? Между прочим, я думаю, что ребята в Навахо и Лакота отлично помнят, кто кому родной и что кому должен… Так, нам бы на снижение… Ходынка, я А-18-5, следую на Малый Центральный, прохожу Бутырский вираж, как слышите меня?

— Слышим отлично. Ждите еще десять минут, и у вас будет ближайшее «окно». После этого заходите в коридор на Малый центральный, высота 200.

— Ууу, мисс, нам еще минимум десять минут нарезать круги вокруг этого шарика… Может, крутнемся вокруг «Марьиной рощи» и посмотрим на Красносельский аэроузел?

— Везите, я тут в гостях

— Прекрасно… — Серебров покачал крыльями, чтобы предупредить всех, что собирается маневрировать, убрал газ, прижал педаль и отдал штурвал. «Стрекоза» скользнула по косой вниз, вон из круга, затем зарычала, когда пилот снова послал ее в набор высоты курсом на восток.

Они шли вдоль «ущелья», образованного стоящими вдоль Сущевского вала корпусами. Это был уже чисто советский архитектурный эксперимент — высотой всего в 20 этажей, дома-кварталы, вытянувшиеся вдоль всей улицы, с садами и павильонами на крышах и зелеными парками-дворами.

Он дал правый вираж в районе Балтийского вокзала.

— Вот та «пружина» прямо перед нами — это железнодорожная и автоэстакада к Красносельскому шпилю. Сейчас подойдем поближе, будет гораздо интереснее. Выглядит впечатляюще, да и к шпилю волькенратцера сподручнее стыковаться, чем спускаться на землю. Здание нежилое, в нем Совет Транспорта, и диспетчерские всего Красносельского транспортного узла…

Взлетно-посадочная полоса вытянулась строго на северо-восток, вдоль поблескивающих на солнце рельсов Ярославской дороги. Вторая полоса, покороче, лежала асимметричным крестом, с севера на юг. В размахе — длинная водная полоса и небольшая гавань для гидропланов, питающиеся из ключей бывшего Красного пруда. Рабочий день: на рулежных дорожках очередь из транспортных самолетов, над аэродромом садящиеся и взлетающие машины. Вдоль Краснопрудного проспекта стояли такие же двадцатиэтажные дома-кварталы, у одного на крыше — взлетная палуба для срочных служб.

Серебров пустил машину вниз, как по горке спускаясь по направлению к вытянувшемуся ввысь зданию Красносельского шпиля. К увенчанной ферменным «крестом» пандусов верхушке были пристыкованы два дирижабля и, треща винтами, стыковался немецкий тип 96 с желтыми коронами на синих стабилизаторах и черной надписью Sverige. Прижав «шаврушку» поближе к эстакаде, Серебров начал, повторяя ее путь, винтом подниматься вверх.

— Смотрите — несколько километров по спирали в обе стороны, а пассажиры — на лифте. Зато вот здесь небольшое депо и краны, которые перегружают контейнеры прямо на подъемные платформы грузовых дирижаблей.

Что там на часах?

Еще четыре минуты до разрешения на вход в коридор Малого центрального.

— Мисс, нам пора возвращаться к баллону. Обещаю настоящую воздушную горку…

Серебров отвернул от вокзалов и срезал над Бутырским парком, передвинув обе рукоятки газа почти на полный. Все-таки не истребитель, нет того привычного ощущения вдавливающейся в спину спинки кресла, неторопливый летун. Он поставил машину в медленный, на педалях, разворот, вокруг Бутырского баллона.

— Ходынка, я А-18-5, следую на Малый Центральный, встал на Бутырский вираж. Когда будет окно?

— Окно открыто, А-18-5, можете заходить в коридор, высота 200

— Понял вас, захожу в коридор…

Снова покачав крыльями, «стрекоза» ушла с «круга» и нацелилась на промежуток между оранжевым и зеленым шарами — вход в вираж, завершающийся прямой над Петроградским проспектом и Тверской.

— Сложновато тут у редс… На «Гнилом яблоке» в воздухе значительно свободней и все уже сделали как раньше на машинах — со светофорами, правда с районами ожидания в двадцати милях от Эллис-айленда…

Серебров пожал плечами:

— А вы не попадали в водоворот между Вильнёв-Орли, Ле Бурже и Руасси? Вот там все действительно сложно и царит самый настоящий бардак, французы с 34 года запретили полеты над Парижем. Кстати, как добирались сюда?

— Обычным путем — через Квебек, потом подцепилась на британский цеппелин и через Гренландский Проходной Двор и Рейкьявик до Дублина. Ну а там — Ливерпуль, Лондон, Амстердам, Копенгаген, Стокгольм, Хельсинки и Петроград. Раньше за такое медали давали, а теперь это нормальный одиночный рейс… Мы снижаемся?

— Да, будем лететь вдоль вот этого проспекта, пока не минуем Страстной, а дальше уже на снижение

Самое неприятное место в Москве — район южнее Петровского стадиона. Гигантская бетонная чаша и эстакады в ветреный день создают вокруг себя совершенно непередаваемый очаг разнонаправленных потоков и заход на «Центральный» с Бутырского