— Простите меня, Катарина, — вдруг тихо произнес он. — Простите меня за то, что не смог вытащить вас из того проклятого места раньше.

Я ошеломленно моргнула, в одно мгновение растеряв злость, и поскорее отхлебнула воды, стараясь проглотить подступившую к горлу желчь.

— Нам с отцом ваши услуги точно не по карману. Значит, вас нанял шеф «Уличных хроник»?

Судебный заступник пожал плечами, подтверждая мою догадку.

— Вы понимаете, что шеф тоже сможет расплатиться только телом? Или своим, или моим.

— Я согласен на ваше тело.

Я подавилась куском брокколи и так сильно раскашлялась, что из глаз брызнули слезы.

— Вернее, мне достаточно только рук и головы.

— Надеюсь, их не придется отчленять? — подавив кашель, выдохнула я.

— Только если расчленение прибавит вам резвости в письме, — с невозмутимым видом продолжал издеваться судебный заступник и наконец пояснил: — Я работаю над книгой и ищу толкового помощника. Редактор уверял, что вы обладаете дерзким пером, хорошей скоростью письма, не страдаете безграмотностью и имеете довольно покладистый характер.

— Говоря откровенно, он сильно приврал насчет характера, — призналась я, и у Кастана удивленно изогнулись брови. — Видимо, он боялся, что вы откажетесь от помощи, а у вас репутация самого удачливого судебного заступника Гнездича, который не проиграл ни одного дела.

— Одно, — вдруг вымолвил Кастан.

— Простите?

— Я проиграл одно дело.

— И что случилось с вашим клиентом, его отправили под домашний арест?

— Повесили на мэрской площади, но с тех пор я поумнел.

— Совру, если скажу, что не рада этому факту, — пробормотала я, отхлебнув воды.

Вдруг дверь в столовую отворилась, и без стука вошел знакомый лакей.

— Суним Ка…

Не успел бедняга договорить, как его бесцеремонно подвинули в сторону. В комнату с полубезумным видом, прижимая к груди знакомую суму из выделанной кожи, ворвался Ян.

— Нима Катарина, я пришел! — вскричал мой незадачливый помощник.

— К вам посетитель, — закончил лакей, буравя затылок нежданного гостя неодобрительным взглядом.

Я украдкой покосилась на хозяина дома, уставившегося на Яна так, словно в его чистенькую, богато обставленную столовую, обогреваемую исключительно вишневыми поленьями, проник зловонный, вшивый бродяга. Если газетчик и заметил реакцию судебного заступника, то вида не показал. Без спроса уселся за стол рядом со мной, пристроил на соседний стул сумку.

— Это мой помощник, — пояснила я, обратившись к Кастану.

— Чистейшая правда! Я ее личный, ближайший помощник! Ян Гуревич! — горячо закивал газетчик и протянул Стомме руку, а когда тот вынужденно ответил на рукопожатие, как будто машинально обтер ладонь о куртку.

Все трое мы понимали, что жест нежданного гостя не был случайным, и Ян пытался задеть хозяина дома словно ревнивый отрок.

— Что ты тут делаешь? — изогнула я брови.

— Меня прислал ваш отец! Сказал, что неприлично девице оставаться в доме мужчины, если он не ее муж. — Ян выразительно скосил глаза в сторону Кастана.

По каким-то своим соображениям, мне совершенно не ясным, Яна родитель за мужчину не принимал, но допускал абсурдную мысль, что известный судебный заступник, вызывавшийся спасти меня от каторги, захотел бы покуситься на мою девичью честь и гордость.

— Впервые встречаю дуэнью столь высокого роста, — не глядя в сторону гостя, себе под нос пробормотал хозяин дома и грациозным жестом поднес ко рту бокал с вином.

— Он велел мне ночевать под вашей дверью, если вы планируете провести в этом доме еще одну ночь, — объявил Ян, ни разу не сбившись на панибратское «ты», и указал пальцем на дымящуюся супницу, стоящую на сервированном столе: — Еще я очень голодный.

— И не в меру прожорливый, — едва слышно добавил Стомма и велел слуге, по-прежнему ожидавшему распоряжений насчет странного визитера: — Принеси суниму Гуревичу тарелку и приборы.

Позже я устроилась за столом в большой библиотеке и принялась излагать на бумаге подробный рассказ обо всех злоключениях последних дней, начавшихся со спасения Жулиты на мосту самоубийц, а Ян, действительно взяв на себя роль неусыпной дуэньи, пристроился на диванчике.

Оторвавшись от работы, я глянула в его сторону. Подложив под голову вышитую подушку и трогательно поджав коленки, мой верный оруженосец сладко дремал. Во сне он выглядел настороженным, длинные черные ресницы отбрасывали острые тени, губы сжались в твердую линию, между бровей пролегла складочка. Поднявшись из-за стола, я взяла с кресла плед и накрыла умаявшегося приятеля, но едва собралась отойти, как Ян остановил меня, схватив за запястье.

— Я ненавижу каждую минуту из тех двадцати с половиной часов, что ты провела в городской башне, — произнес он, не открывая глаз.

— Я тоже, — согласилась я.

— Я видел, каким взглядом смотрел на тебя охранник. Он сделал что-нибудь скверное?

— Разбитое лицо считается? — Отчего-то я не испытывала никакого смущения, обсуждая столь болезненную тему с Яном. Мы как будто являлись лучшими подружками.

— Судебный заступник успел остановить его? — предположил приятель.

— Нет, кое-кто другой…

Неожиданно при воспоминании о скрытой темнотой фигуре ночного посыльного у меня свело живот.

— Кто? — Ян резко открыл глаза и пронзил меня незнакомо ледяным взглядом, будто просто не успел замаскировать холод толикой теплой растерянности.

— Просто один человек. — Я осторожно освободилась от его руки. — Мне нужно закончить рассказ для Кастана.

— Тот, кто тебя спас, он тебе нравится? — тихо спросил Ян мне в спину.

В библиотеке стало очень тихо, только гудел магический кристалл в лампе, озарявшей письменный стол.

— Я даже не знаю, кто он такой, — наконец ответила я и решительно взялась за перо, стараясь не замечать, как протестующе сжалось сердце.

Незаметно весна налилась силой и расцвела первыми былинками, а дни стали длиннее. Снежная пелена облаков растаяла, небо над Гнездичем просветлело, насытилось сочной лазурью, изукрашенной пенистыми островками. Погода стояла удивительная, оглушительно светило солнце, оживлявшее сады и улицы от зимней летаргии. Однако наглухо задернутые занавески в карете Кастана Стоммы не позволяли любоваться незрелым прозрачно-лимонным солнцем, зато превосходно скрывали от любопытных объективов гравиратов в руках многочисленных охотников за сплетнями.

Экипаж застрял в заторе у здания суда. Немного отодвинув оконную заслонку, я наблюдала за своими бывшими собратьями по цеху, отчаявшимися получить мои изображения и делавшими оттиски кареты. Мне впервые приходилось выступать «по другую сторону стены», играть роль добычи в охоте за скандальной колонкой. Невольно я потерла ладонь, без герба газетного предела ставшую непривычно голой.