– Вы получили те оценки, которые заслужили, – возразила Элиза. – За сонет о любви к пончикам. – Она кивнула в сторону Марка. – И за сонет о том, как ты любишь не писать сонеты. – Она уставилась на Люка.

Люк и Марк закатили глаза.

– Нас лишили последней надежды, – заявил Марк.

Элиза, разумеется, блестяще выполнила задание.

Люк оглядел своих друзей. Когда он объявил, что хочет пойти служить, по-настоящему его поддержали только Марк и Элиза. Люк тогда заявил, что не хочет идти в колледж, чтобы снова оказаться там же, где он и был, но в уже Лиге Плюща, а хочет что-то сделать. Хочет послужить чему-то.

И даже когда остальные его друзья притворялись, что понимают, а Люк знал – они думают, что он свернул не туда, Элиза и Марк поддерживали его. Они писали ему и созванивались с ним по видеосвязи, когда он был за океаном.

С того момента, как он вернулся, они оба были рядом – с самого первого дня. Марк заплакал, когда увидел заживающий разрез вдоль ребер. Элиза достала телефон и стала искать курсы физической реабилитации.

Они знали, что у него ПТСР, но никогда его об этом не спрашивали. И хотя он этого и не стыдился, он был им глубоко благодарен за то, что они позволили ему самому устанавливать допустимые рамки откровенности. За то, что пока этот вопрос был вне поля их дружбы. Рад, потому что это хотя бы напоминало прежнюю жизнь.

– Все хорошо, – ответил Люк, выдержав оценивающий взгляд Элизы.

Она будто поняла, что стоит за этими словами, и слегка кивнула. Люк широко улыбнулся, глядя на Марка.

– Первый бал за сезон, а мне уже все осточертело.

Элиза оскорбленно положила руку на грудь, сверкнув золотыми браслетами и кольцами.

– Ты хочешь сказать, что тебя не развлекает даже наш возвышенный спор о десяти лучших расставаниях в истории реалити-шоу?

Марк нахмурился, но у него на лице было написано, что ему весело.

Это передалось остальным, когда Люк сказал:

– Если бы вы ходили на каждый бал, все было бы не так плохо.

– Я готов только на три в год, на больше меня не заманишь даже за деньги, – сказал Марк. Элиза замурчала, соглашаясь. – Я обеими руками за то, чтобы жертвовать на благотворительность, но почему это обязательно подразумевает бал? Даже мои родители уже на них ходят.

Марк махнул в сторону сияющего зала мозолистой ладонью – он много лет занимался греблей и до сих пор, минимум раз в неделю, сплавлялся по реке Спрэнг.

– Этим летом они сказали, что теперь я должен ходить по балам. Что они свое отходили, и теперь моя очередь представлять семью.

И разбираться со всей этой светской толпой, – не стал он продолжать. Но в этом не было нужды.

Люк и Элиза поежились, прекрасно понимая, что он имеет в виду. Родители Элизы не пришли только потому, что у ее матери, наследницы рыболовной империи в Венесуэле, были другие дела. Но когда Марвез были в Америке, они, как и родители Люка, ходили на все вечера. На самом деле, за эти годы они даже стали хорошими друзьями.

– Бедняжка, – сказала Элиза, похлопав Марка по крепкому плечу. – Тяжело тебе приходится: надо наряжаться, пить за чужой счет.

– Тяжело тебе, – присоединился к ней Люк, подавив смешок, – есть и не платить, да еще и забирать домой модные подарки.

Марк показал им средний палец. Элиза и Люк ответили тем же.

Сзади них охнула стайка проходящих мимо старушек. Марк молча поднял бокал с шампанским, приветствуя их.

Они дождались, пока оскорбленные женщины удалятся, и сдавленно засмеялись.

– Все по-прежнему, – сказала Элиза, провожая их взглядом темных глаз.

Но Люк почувствовал, что Марк снова пристально смотрит на него. Из них двоих более близким другом он считал Элизу, но именно Марк приходил к нему на курсы реабилитации, когда Люк только вернулся, а потом, когда понадобилось, сопровождал его на встречах по ПТСР. Его предложение действовало всегда: в особенно тяжелые дни, когда Люк не хотел ехать один, ему нужно было просто позвонить Марку, чтобы тот заехал за ним.

– Но у тебя все хорошо, да? – снова спросил Марк.

– Если он говорит, что да, значит, да, – вставила Элиза.

Марк отмахнулся от нее, не собираясь оставлять приятеля в покое.

Они всегда заботились друг о друге, но с тех пор, как Люк вернулся домой, Марк и Элиза стали еще больше его оберегать.

У него от этого становилось теплей на сердце – ради этого стоило терпеть их перепалки.

– У меня все хорошо, – ответил Люк друзьям. – Правда хорошо.

На этот раз Марк успокоился и продолжил спорить с Элизой, кто из участников их любимого шоу, скорее всего, затеет драку в новом сезоне. Люк немного послушал их, улыбаясь, и осушил второй бокал шампанского. И последний.

Сегодня он должен быть настороже. За последние пару недель произошло несколько мелких краж. Высший свет Готэма распрощался с драгоценностями на вечерах и приемах.

Люк готов был поставить все свое наследство, что неуловимый вор придет на бал. Что он уже среди них: слишком уж это лакомый кусочек – первый бал сезона, – чтобы он мог его пропустить.

Он надеялся, что прав. Если ничего не произойдет, он должен будет пойти на следующий бал. И на следующий. Чтобы отследить закономерности. Запомнить лица и имена гостей.

Он поставил ловушку. Рано или поздно вор в нее попадется.

На балу Селина осмелилась простоять рядом с картиной всего пять минут.

Рука об руку с исполнительным директором фирмы, которая занималась косметическим маслом, она зашла в длинный зал, где на стене висела картина – какая-то невзрачная ваза с фруктами. Перед ней был натянут ограждающий канат, а рядом стоял скучающий охранник, который следил, чтобы никто не фотографировал и не подходил к картине слишком близко.

Женщина из мира косметического масла что-то понимала в искусстве, и названия разных техник, в которых работал художник, прямо-таки отскакивали у нее от зубов. Селина кивала, наклонившись к картине, будто рассматривая детали. На самом деле она оценивала размер и вес небольшого полотна.

Сердце у нее бешено колотилось, но ей удалось ненавязчиво предложить спутнице вернуться сюда через пару дней, чтобы еще раз взглянуть на работу. Ее спутница повернулась к охраннику, чтобы спросить, как долго картина еще будет выставляться.

Только на выходных, мэм.

Значит, сегодня надо поспешить.

Селина удостоверилась, что в конце вечера сразу несколько человек (включая нахмурившегося Люка Фокса) видели, как она, качаясь из стороны в сторону, скрылась в дамской комнате. И обратно не вышла. По крайней мере, в золотом платье.