Когда все было сделано, я обратился к бармену, который теперь был врагом номер один, и прорычал:

— На сегодня этот столик занят. Если кто-то опустит на это кресло свою задницу, ты уволен.

Ответа дожидаться не стал. Спустившись, я дал волю гневу, проревев подчиненным, чтобы они двигали задницами. Люди уставились на меня так, будто я был бомбой замедленного действия. Судя по количеству ярости, которая плескалась в моей груди, они были не так уж неправы.

Чувствуя необходимость успокоиться, я направился к бару, налил стаканчик виски, опрокинул его и зажег сигарету.

Дым успокоил огонь в горле, который уже был готов разгореться в пламя.

Я почувствовал ее запах еще до того, как услышал голос. Погруженный в свои мысли, даже не заметил, как Джиа открыла и закрыла дверь.

— Эй. Вот ты где. Все в порядке?

— Конечно, — отрезал я и затянулся так глубоко, что кончик сигареты стал в конце концов ярко-оранжевым.

— Я не хотела отрывать Риса от работы, если тебя это разозлило. Отнесла наверх пару бутылок с ромом, потому что сегодня в специальном меню коктейль с ромом.

— Зачем ты здесь? — Мой тон вышел более едким, чем тот, которым я намеревался задать этот вопрос.

— Работаю сегодня. Разве Карла тебе не сказала? Мы поменялись на субботу, потому что у нее какие-то дела.

— Нет, — ни один мускул не дрогнул на моем лице, — не сказала. Да и какого хрена кто-то должен мне сообщать о том, что здесь творится? Ведь я всего лишь хозяин этого чертова места.

— Ты явно не в настроении. Хочешь, поговорим?

— Нет, Джиа. Не хочу с тобой об этом говорить. Я просто хочу, чтобы все мои сотрудники занимались своими делами и, черт возьми, держались подальше от моих. Неужели, вашу мать, это так трудно сделать?

Джиа несколько раз моргнула, лицо у нее было как будто я ее ударил.

— Нет. Это не так трудно сделать, босс. Прости, если переступила черту и сделала глупость, потому что ты выглядел расстроенным.

Она повернулась, чтобы уйти, и остановилась на пороге.

— Больше такого не повторится.

Мама появилась в шесть часов. Я как раз разговаривал с диджеем, которого нанял для проведения вечеринки, посвященной 4 июля, когда увидел ее краем глаза. Заметив меня, она улыбнулась, и тут я впервые за целый вечер почувствовал, будто гора свалилась с плеч и я смог свободно дышать.

— Привет, ма!

Я закружил ее в объятиях. Мамуля была совсем крошкой. Она любила шутить, что я чуть не убил ее во время родов своей могучей четырехфунтовой задницей. Размер мне достался от отца, и это была единственная его черта, которая меня не раздражала.

— Счастливого пятьдесят второго дня рождения!

— Шшш… сегодня мне тридцать восемь. — Она засмеялась.

Если честно, никто бы и глазом не моргнул, если бы мама сказала, что ей тридцать восемь. Мелоди Рашмор держала себя в отличной форме с помощью ежедневной йоги и какой-то трансцендентной медитации, к которой она всегда стремилась приобщить и меня. Глядя на нее, никто не мог предположить, какая у нее тяжелая жизнь. Самая младшая из четырех детей, выросшая в канадской деревне с жестоким отцом и матерью-алкоголичкой, в восемнадцать лет она переехала в Нью-Йорк. В двадцать два она встретила моего придурка-отца и попалась на его удочку. Полтора года спустя, когда она уже два месяца как была беременна, открылась его истинная сущность: он велел ей сделать аборт. До этого момента мама и не подозревала, что он женат. И, разумеется, не было никакого намека на то, что его собственная жена полугодом ранее подарила ему сына. Поскольку дорогой папочка не собирался брать на себя ответственность без теста на отцовство, мама бросила работу своей мечты в арт-галерее и нашла ту, где была предусмотрена страховка.

Еще до моего рождения она отказалась от многого.

— Твой мольберт в машине?

— Да. Но он не потребуется. Буду держать холст на коленях.

— Не смеши. Давай я дам тебе что-нибудь выпить, а потом заберу барахлишко из машины.

Пока я вел маму до бара, я не сводил глаз с соседнего зала, где какой-то придурок в дешевом костюме пялился на задницу Джии, когда она провожала его к столику. Чертова Вселенная сошла с ума, испытывая мое терпение.

Вино, которое я в расстроенных чувствах наливал маме, чуть не убежало через край.

— Дай ключи. Я скоро.

Дешевый Костюм все еще пожирал Джию глазами. Направляясь к машине матери, я прошел мимо столика, за который этот идиот так и не уселся.

— Все в порядке? — Выражение моего лица говорило, что это был не праздный вопрос.

— Все прекрасно. Тебе что-то нужно? — Джиа слегка нахмурила брови.

— Только то, чтобы клиенты заняли свои места, а ты вернулась к работе.

Джиа взглянула на своего визави.

— Благодарю. Если нам понадобится помощь, дадим знать.

Я помчался к машине. В дверях Дуб наградил меня понимающей ухмылкой, которая говорила, что он видел перепалку с сотрудником. Я пригрозил ему пальцем.

— Скажи хоть одно слово, мать твою.

А затем с треском распахнул дверь.

Пока я добирался до маминой машины, гравий под ногами хрустел в такт вскипающему во мне бешенству.

Схватив краски, холст, кисти и мольберт, я с треском захлопнул багажник маминой «Киа» и прислонился к нему, закрыв глаза.

Звук шуршащего под ногами гравия нарушил тщетную попытку прийти в себя. Прямо ко мне направлялась Джиа, и выглядела она так же разъяренно, как и я. Подняв глаза к небу, я взмолился:

— Только не надо опять.

— Что за дерьмо. — Она уперла в бока свои крошечные ручки.

— Почему ты вышла из ресторана, когда должна находиться внутри и работать? Я этого не потерплю.

— Ты знаешь, о чем я. — Она покосилась на меня.

Оттолкнувшись от машины, я сделал шаг вперед.

— Не в настроении выслушивать твое психоаналитическое дерьмо, Джиа. Возвращайся и продолжай работать.

— Я думала, ты отличаешься от остальных хэмптонских мажоров. Но на самом деле ты только кажешься другим. Внутри ты такой же самовлюбленный нарцисс, как и все эти придурки.

— Я самовлюбленный?! И это потому что я хочу, чтобы ты занималась делом, а не совала свои титьки в физиономии персоналу и посетителям?

Если раньше я думал, что она злится, то теперь на ее лице читалась настоящая ярость. Оно просто исказилось от гнева. Губы искривились от гнева, на лбу появились морщины, а кожа приобрела приятный малиновый оттенок. И в этот момент я понял, что теряю рассудок.

Держу пари, трахать ее злой было бы великолепно.