— Продолжайте. Я слушаю вас, — поморщился Подорожник.

— Вот вы говорите, что нефть нам надо искать на «лысых» площадях, значит, не соваться в тайгу. Так я вас понял? В этом и кроется ваша ошибка. Нефтяные площади, которые сейчас эксплуатируются, расположены и в глухой тайге. Где нет не только облысений, но даже просвета между деревьями. Среди них не всегда качалку[4]разглядеть можно. Добавлю, что вместо тощих уродцев на тех местах, вопреки вашим утверждениям, нагляден гигантизм таежной флоры. И деревья громадные, и лопухи выше человеческого роста. И трава такая, что идти трудно. Какое там природное вымирание? Наоборот — всплеск, взлет. Жизнь кипит! И на продуктивных площадях вы сможете заметить не только зайца, но и соболя, который за стланиковыми орехами прибежал. И того же медведя. И даже рысь. Так что ваши зверюги нас не обходят. Не беспокойтесь о них. Не мы им — они нам зачастую мешают. И, кстати, довольно серьезно. Природа не нарушает контакта ни с кем. А вот такие, как вы, — не знают сами, чего хотят. Чем вам нефть помешала? Где дорогу перешла? Уж не хотите ль вы предложить нам изучение площадей в зависимости от расселения на них зверей? Есть на участке зверье — даже не планируй изысканий. Нет его — бури, будет нефть! С этакой медвежьей логикой можно и самим озвереть. Если бы люди жили и поступали по вашим принципам и советам, они и до сих пор лучину жгли бы. Нет, увольте! Мне такая козявочная наука не нужна! Спасибо вам за интересную сказку, для какой я слишком стар. Ведь если бы было все так, как вы говорите, нефть искали бы с помощью лопаты да кирки. Но, простите, нефть не муравей, ее голыми руками не возьмешь. Дорого она нам стоит. Целых жизней порою. Да еще каких! А уж нервов потраченных, обманутых надежд не счесть. Но тем дороже встреча с нею. Временами слишком долгожданная. Но если мы с помощью бурильщиков откроем здесь новое месторождение, я найду вас, Подорожник! И первого суну под нефтяной фонтан. Может, он смоет с вас неприязнь к геологам. А еще для того, чтобы вы сами убедились в своих ошибках.

— А если скважина ничего не даст? Тогда как? Я согласен буду под фонтан в случае своей ошибки. Ну а вы? — глянул на Ашота Яков.

— Ваше условие! Говорите!

— Эй! Ашот, осторожно! Яшка — он язва! Посадит тебя голой жопой на муравейник и велит с часок просидеть. Потом греха не оберешься. Сраму будет на всю тайгу, — встрял старик Василий.

— Нет. Зачем же так? Я не варвар. Если доказать не сумел — муравьев тревожить не стану. Но за неверие в науку биологию и насмешку над собой сумею рассчитаться. Сам. По-мужски. Без надрыва! Извольте не сомневаться, — сверкнул очками Подорожник.

— И все же, какое наказание меня ждет в случае неудачи? — спросил Ашот.

— Обязанность впредь прежде, чем начинать изыскания, советоваться с наукой, которую я представляю, — пошутил, а может быть, не пошутил Подорожник и продолжил: — Со своей стороны обещаю быть в день испытаний на буровой площадке от самого начала работ и до конца.

— Но на чем теперь держится ваша уверенность? — удивился Ашот.

— Причин достаточно. Вы думаете, что разбили мои доводы? Нет, вы только подтвердили их правильность.

— Ничего не понимаю, — изумился геолог.

— А что и понимать? Вы говорите, что с медведями знакомы накоротке. Дескать, они к вам в гости жалуют, а вы к ним. Даже надоели вам таежные хулиганы. В шапках — горностаи выводятся, медведи — так те чуть ли не прописались на буровой площадке. Так, да?! Чушь это все, голубчик вы мой, Ашот Суренович. Я ведь говорил не о прирученном звере, а о диком. Настоящем хозяине тайги! А не о старике, который ходит теперь вслед за вами в надежде получить хлеба или печеной картошки. Умирать-то и ему неохота. Вот и пристрастился он к легким харчам. Они хоть и не пахнут кровью, но жить дают. Медведю, кроме силы и молодости, терять нечего. А коль их нет, какая разница, как оставшиеся дни скоротать? Вот кто вас навещает. Они и продукты воруют. Таежному медведю ваш рацион не по вкусу. Он сам себя прокормит, в любую погоду. Ну а еще вас навещают убогие звери. Это те, кто в таежном пожаре зрения лишился либо в половодье изувечился, в драке. Вот они еще могут клянчить подкормку. А главное — это те, которых вы малышами у матух отняли. Убитых вами же. Малыши зла не помнят. Смерть медведицы не связали воедино с вашим появлением. Больше кормежку помнят из ваших рук. Еда легко им давалась. Вот и привыкли. Поначалу с вашей едой, а потом и с вами стерпелись. Так и появлялись на ваших бурплощадках медведи. Но знайте, прирученный либо старый, польстившийся на объедки, это уже не зверь. Вернее, не тот зверь, о котором я говорю. Естественно, что с появлением человека в тайге все живое обращает на него внимание. Рысь — спешит на запах крови. Медведь — тоже, если голоден. Иные зверьки — на запах отбросов. И в этом ничего удивительного нет. В тайге некоторые звери живут один за счет другого. Почему бы — не за счет человека? Так что вы исказили смысл моих слов, наивно полагая, что нарушение вами правил полемики пройдет мимо моего внимания. Я знаю то, о чем вы рассказали. Но мне и больше известно. А именно, что геологи, выбрасывая в тайге остатки еды, тут же ставят капканы или ловушки, петли, делают ледянки. И ловят пушняк голыми руками. Иного соболя на воротник жене пустят, а больного горностая и пощадят до времени. Потом детям в Оху вместо игрушки отвезут. Пусть тешатся. А вы мне — о своем понимании природной гармонии. Дескать, ни человеком, ни нефтью зверь не брезгует. Что ж, когда других шансов выжить нет, то и с таким соседством иные звери вынуждены смириться…

— С этим я согласен, но вы же и сами не отрицаете, что жизнь медведю милей, чем мелкие неприятности — типа запаха. Любой зверь их переживет без ущерба. И при чем тут нефть, от которой якобы медведь без оглядки готов бежать. Да ваш таежный гурман за банку меда готов забыть все запахи-помехи. И дело не в том, как и какими попадают к нам медведи. Важно, что, приходя к нам, они уже никогда не возвращаются в тайгу. Никогда! — перебил Ашот. — Следовательно, барометр поведения зверя — лакомства, а не запахи-помехи.

— Нечему особо радоваться. Ну, ушел зверь из тайги, из естественных условий, значит, что-то утерял. Во многом с таким зверем чистого опыта не поставишь. Он уже не принадлежит тайге. Он — изгой. И это — наглядно. У прирученного пушняка, как вам известно, мех становится слабее. Ость постепенно выпадает, а мех теряет блеск, пышность, становится грязным. Я уж не говорю об утерянных природных качествах зверьков. Таких, как притупившиеся инстинкты, в том числе и самосохранения, размножения и прочее, и прочее. И это, заметьте, взамен утраченной или отнятой свободы. К тому же не подменяйте предмет полемики. Наша тема несколько иная. И именно — влияет ли залегание нефти в земных недрах на поведение животного мира тайги и на состояние ее флоры, так, кажется? Вы говорите, что нефть и медведь — суть порождения одной матери-природы. И не могут взаимно исключать друг друга. Ерунда! Запах нефти не только раздражает, но и пугает все живое в тайге. И оно бежит от этого запаха на другие участки. На Сахалине с помощью лесников зарегистрировано множество пустующих участков, где не удалось обнаружить практически ни одного зверя. И это на трех сотнях гектаров! Цифра немалая! Я не утверждаю, что именно запах нефти прогнал зверушек с места, может, и другой запах помешал. Но именно запах! Это очевидно. Ведь по рельефу, климату и прочим условиям участки почти ничем не отличаются от соседних. Даже почвы одни и те же. Тот же стланик растет. А вот определенный участок — мертвый. И вы, отвергая мое объяснение этому, своего предложить не можете. И уж лучше спорная гипотеза, чем всякое отсутствие таковой. А коль так — извольте не громыхать невежеством, а выслушать мое объяснение гигантизма на эксплуатационных площадях. Они у вас, вероятно, были оздоровлены до этого. То есть сначала бурили у подножья сопки. Нашли. Начали откачку. Поставили несколько скважин. Они стали обкачивать сопку со всех сторон. А на самой сопке, наконец-то получив очистившееся от нефтяных примесей питание, деревья и трава сразу в рост пошли. Они за год наверстывают порою очень многое. И явление гигантизма чаще всего наблюдаем там, где были устранены какие-либо причины вымирания растительности. Кстати, даже частичная откачка загазированной нефти из пластов тут же сказывается на росте деревьев и травы. Тайга на глазах оживает, особо в местах, прилегающих к откачке, к промыслам. А сама по себе тайга от близости нефти не цветет. Не с чего ей цвести и радоваться.