чихнуть.

«Разве ты не можешь перестать покупать их?» – повторял он, и его голос через бумажный носовой платок звучал приглушенно. Я кивала, выливала застоявшуюся воду в раковину, прижимала стебли нарциссов к их желтым личикам и выносила в мусорный бак, стоявший в саду. А на следующий день покупала цветы снова.

Вот так теперь обстояли наши дела. Каким-то образом впервые за все время нашего супружества я стала спокойной и тихой, почти послушной женой, а Джейк превратился в сердитого, вечно ругающегося мужа. После отправленной мной в деканат фотографии его отстранили от преподавательской работы, и теперь он занимался только научными исследованиями.

Первый ответ пришел ему в День подарков, и его реакцию отсрочили индейка, пудинг и пение рождественских гимнов.

– Что за черт, Джейк?

– Ты в порядке, Джейк? Это шутка?

Муж читал мне все письма, и с каждым движением большого пальца по экрану смартфона его голос звучал все громче. Это стало для меня почти облегчением – все Рождество я чувствовала, как мое сознание заполняет пустота. Движения мои стали суетливыми, сердце грозило вырваться из грудной клетки.

Когда мальчики начали распаковывать подарки с жадностью голодного человека, вынимающего из пакета хлеб, я быстро произносила тоненьким голоском:

– Что же там, Тэд? Что тебе принес Пэр Ноэль? Мини-гитару? Замечательно!

А Джейк снимал видео. Снимал, хотя мы оба понимали, какое это безрадостное зрелище – полученные подарки валялись, брошенные детьми, и старательно готовящийся праздник казался наигранным. Мой голос на этих записях звучал хуже не придумаешь – омерзительно слащаво, заискивающе. Я словно бы умоляла сыновей порадоваться тем подаркам, которые мы для них купили.

* * *

Я постаралась забыть о том, что услышала вечером того дня, когда начали приходить мейлы. Я в полном изнеможении поднялась в спальню, держась руками за перила лестницы. В первые несколько секунд мне показалось, что плачет кто-то из детей, с открытым ртом, уткнувшись в промокшую от слез подушку. Я остановилась и прислушалась. Плакал Джейк, поняла я наконец. Он ревел навзрыд, издавая снова и снова один и тот же звук.

Вскоре после этого как-то вечером муж мне сообщил, что с Ванессой ничего не произошло – в плане работы. Джейк говорил, закрыв лицо руками. Он был так разгневан, что мне стало страшно. Таким я его не видела со дня нашего знакомства. Я испугалась, что он может ударить меня, прижав к стене, – так поступал мой отец с моей матерью. Потом у нее на запястьях оставались синяки, и на следующий день она их прятала, натягивая края рукавов до самых пальцев.

– Это мой телефон, – процедил Джейк сквозь зубы. – Мой адрес электронной почты. И все выглядело так, будто бы я сделал это нарочно, чтобы навредить Ви.

– Ви? – не удержалась я.

Я никогда не слышала, чтобы Джейк так называл Ванессу.

– Ви? – повторила я.

Джейк поднял голову, и тут я все поняла: моя злоба значила очень мало, она не давала мне никаких преимуществ, просто не имела веса. Уже не имела!

– Скажу, чтобы все расставить по местам, – проговорил Джейк, словно бы прочитав мои мысли. – Теперь с этим покончено. И никакой этой чепухи насчет трех раз, ясно? Ты зашла слишком далеко. – Тут он чуть не расхохотался, устремив взгляд в потолок. – О боже, Люси. Я же мог потерять работу. Это ты понимаешь? Как мы будем аренду тогда платить, мать твою?!

«Начинается», – подумала я.

Джейк встал с дивана. Меня зазнобило. Это было нечто среднее между жутким страхом и едва ощутимым радостным волнением. И все же радостным волнением! Я отложила эту мысль в сторонку, чтобы подумать об этом потом. Не это ли ощущала моя мать?

Муж шел ко мне, а я пятилась назад.

– Джейк, я…

Но он не ударил меня. Он меня пальцем не тронул. Он прошел мимо меня на кухню, и я услышала, как он наливает воду в электрический чайник и включает его. Вот так просто: негромкий щелчок, привычный звук.

Сейчас чайник закипит, и жизнь продолжится.

То есть его жизнь продолжится. Теперь человеком, совершившим самое худшее, стала я.

Мой сон этой ночью разбился на получасовые обрывки, я даже толком не засыпала. Лежала без сна и пыталась понять, как же все это случилось. Не веря себе, я, словно страницы, переворачивала все части этой непостижимой истории.

Глава 27

Текстовое сообщение пришло самым обычным вечером, во время купания детей. Джейк сидел рядом. Глаза его покраснели от усталости, и под ними повисли мешки. В моей душе – там, где я обычно испытывала жалость к мужу, желание нежно прикоснуться к его лицу, поцеловать глаза, – теперь поселилась пустота. Поначалу там не было совсем ничего, потом мало-помалу поселилась наблюдательность. Я видела Джейка в невероятных подробностях – каждый волосок у него на голове, каждую пору его кожи. Мое зрение стало четким, как у камеры, которой снимают программы о живой природе. Я могла увеличивать и приближать изображение, при этом не двигаясь с места.

Я вынимала трусики Тэда из джоггеров[4], чтобы отложить их для стирки, и тут прозвучал сигнал уведомления – вселявший надежду звук, который так часто на самом деле предшествовал посланию из группы, в которой я уже больше не состояла, или от людей, которые забыли вычеркнуть меня из списка своих контактов. Ну или еще были просьбы из школы – там всегда требовались женщины-волонтеры, у которых полно свободного времени.

Но тут все обстояло иначе: незнакомый номер и цветовые пятна на том месте, где должна была находиться фотография профиля. Это была картина.

Это Дэвид Холмс. Мне бы хотелось с вами поговорить. Вы могли бы со мной встретиться?

В первый момент я подумала, что нужно сказать обо всем Джейку – именно это делает с людьми супружество: оно убирает границы даже в таких обстоятельствах, какие сложились у нас, когда мы почти не разговаривали и уж тем более не прикасались друг к другу. Мы общались только по самым насущным проблемам – тем, что относились к здоровью и безопасности наших детей, питанию, а также организации их жизни. И больше мы не говорили ни о чем.

Но я все же повернулась к мужу, держа в руке телефон. Стоило мне пошевелиться, как Пэдди, до этого тихо сидевший в ванне, вылил холодную воду из кружки, стоявшей рядом, через плечо брата. И попал на него, естественно. Тэд испустил долгий вопль, а потом расплакался. В последнее время мальчики стали ссориться чаще обычного. Они вступили